- Расскажи, - попросил Бекшеев, ослабляя узел галстука.
- Да сними ты его вовсе, - она поставила чай на столик и
потянулась. – Дай сюда. Вот так… голова давно болит?
Соврать бы. Но почему-то не получается.
- Второй день.
- К целителю ты не пошел.
- Нет, - странно, но сейчас Бекшеев чувствует себя на редкость
глупо.
- Дурак ты…
- Какой уж есть, - пальцы у нее теплые. И с пуговкой на рубашке
справляются быстро. Даже чересчур. Дышать и вправду легче. Может,
дело в том, что воротничок тугой?
- Боишься, что отстранят? – взгляд внимательный. И руку не
убирает. Правда, дверь вдруг идет в сторону и в купе просовывается
голова Туржина.
- Звиняйте, - хмыкает он. И дверь закрывает. А Зима
морщится.
- Слухи пойдут, - Бекшеев опять чувствует себя виноватым. И
пытаясь загладить, скатывает галстук в комок, который отправляет в
карман пиджака. А потом, поддавшись моменту, и сам пиджак снимает,
чтобы пристроить на крючке.
- Одним больше, одним меньше, - Зима отмахивается. – Они и так
уверены, что мы любовники. Так что… хочешь, попрошу Тихоню, чтоб он
ему морду набил?
Бекшеев представил.
Хмыкнул.
И рассмеялся.
- Это окончательно убедит всех, что я слабак и мамочкин сынок. И
еще инвалид. Хотя… справедливости ради, все так и есть.
- В жопу справедливость, - Зима забралась на полку с ногами. – А
к целителю заглянуть надо. Приедем и найду кого… это не дело,
Бекшеев. И отстранить тебя не отстранят. Скорее уж возьмут в штат
кого, чтоб по пятам ходил и давление тебе мерял.
Бекшеев представил и содрогнулся.
- Схожу, - пообещал он. – Вот как только найду… а ты не
увиливай.
- Я не увиливаю!
- Увиливаешь. Рассказывай.
- Я там не была…
- О том, где была, - он чай пригубил. Тот, несмотря на
зачарованные подстаканники уже начал остывать, но зато был
сладким-сладким. – Информация, Зима. Чем больше информации, тем мне
легче.
- Информация… - протянула она. – Как-то вот…
И замолчала.
Повернулась к окну, за которым тьма сгустилась. Поезд и пошел
как-то мягче, что ли, будто задавшись целью убаюкать всех, кто
был.
- Эти головы могут быть частью какого-то ритуала? – Бекшеев
ощутил, как сумрак пробирается внутрь вагона. И ему не помеха
желтый свет фонарей. – Их выставили довольно демонстративно, и в
этом есть свой смысл, но… какой?
- Нет.
- Смысла нет?
- Богам давно не приносят в жертву людей, - Зима отвела взгляд
от окна. В сумерках черты лица её становились мягче. И кажется, еще
немного и Бекшеев увидит ту девочку, которая навсегда осталась в
лесу где-то под Менском. – Когда-то давно… да и то сейчас споры
идут, насколько знаю, правда это или выдумка. Главное, что давно…
да… и не все боги таким жертвам рады. Старуха… была у нас одна,
жила при доме. Она говорила, что иногда люди сами идут к богам.
Несут им свою жизнь в дар. Если хотят попросить о чем-то… о ком-то.
Скажем, за ребенка больного, чтобы поправился. За… пропавшего… не
знаю, за что. Главное, что дар должен быть добровольным. Именно
решением самого человека, а не когда его там покупают или
вынуждают. Что если за деньги или вынуждают, боги видят. И не
примут. А еще и наказать могут тех, кто… нельзя врать богам.