Мужчина замолчал, будто его горло перехватило
спазмом.
В случае срыва соглашения ему грозила смерть. Его
жизнь имела смысл, пока наших родителей сдерживал договор. Алексис
выступал гарантом того, что Коэрли-старший не нападет
первым.
— А если он специально отдал тебя, чтобы задурить
моему папе мозги и атаковать исподтишка? — спросила я всё так же
тихо.
— Он не стал бы… — повторил мужчина
обреченно.
Клянусь, сегодня я впервые прочитала на его лице
какие-то эмоции. Боль, непонимание, неверие.
Что ж, мой собственный отец хоть и отдает меня замуж
как племенную кобылу, но хотя бы не разменивается мною в своих
грязных военных стратегиях.
У Демида Коэрли, отца Алексиса, ещё трое сыновей —
и, по всей видимости, он посчитал себя настолько всесильным, что
сдал младшего как невыгодную игральную карту.
Я поежилась.
— Послушай… — внезапно мне захотелось как-то
успокоить Алексиса.
Нелепое чувство запылало в груди. Обида за человека,
который был мне никем (а мог стать худшим моим кошмаром, после
нашего замужества).
Но он не позволил даже ладонью коснуться плеча —
резко отстранился, губы его были плотно сжаты, как всегда, когда он
душил в себе негодование.
— Всё нормально. Возможно, ты
ошиблась.
— Возможно, — не стала отрицать я, хотя записи были
вполне однозначными. — Я рассказала тебе лишь то, что увидела
сама.
— Мне надо тренироваться, — мужчина сжал палку,
желваки его были напряжены, и кадык дернулся. — Не переживай, моё
обещание в силе. Если мы поженимся, я гарантирую тебе
свободу.
Если…
Мы распрощались, и я вернулась к себе в
спальню.
Но на душе скреблась тревога. Я выглядывала в окно,
всё надеясь рассмотреть темную фигуру Алексиса, что возвращается
домой. Но до самого рассвета он так и не
появился.
Неужели тренировался всю ночь
напролет?
Папа вызвал меня к себе после завтрака. На том,
кстати, Алексис Коэрли появился, но выглядел откровенно паршиво.
Казалось, он даже и не ложился спать. Под глазами залегли черные
тени, лицо осунулось. Если обычно он хотя бы ковырялся в еде, то на
сей раз оставил её безо всякого интереса.
Всё сильнее во мне ширилось желание как-то его
поддержать. Хотя бы молча, хотя бы взглядом. Да только чем и как?
Да и не нужна ему моя глупая, женская забота.
— Помолвка назначена на завтра, — объявил отец,
когда я встретилась с ним в мраморной гостиной, которую, по слухам,
обожала моя мама.