Кирилл
— Насколько точная информация? — спрашиваю Димана.
— Стопроцентные данные, — голос товарища серьезен. — Есть подтверждения с камер наблюдения.
— Пришли мне, — всегда нужно перепроверять любые данные.
Все же натравливать на точку конкурента практически целую армию дело нешуточное. А ложная информация, впоследствие которой будет привлечено такое количество людей и ресурсов, как требует это задание, повлечет за собой серьезные последствия. И расплатой за ложную наводку будет жизнь. Каждый в наших кругах в курсе этого, и организовать подставу решится только смертник.
Зная Димана еще по службе по контракту, где его надежность проверена настоящим огнем, был уверен в нем, как в себе. Поэтому в голове сразу выстроилась последовательность действий.
— Жди сигнала. Пока действуй согласно плану, — дал указания и сбросил вызов, смотря сквозь лобовое стекло автомобиля.
Сегодня ночью все решится. А дальше… дальше я смогу отпустить Мию.
Должен. Других вариантов нет.
После того, что произойдет ночью, о мирном сосуществовании с Плахой можно забыть раз и навсегда. Встанет вопрос ребром: он или мы… Зная, что грядет масштабный передел территорий, переманивание союзников и настоящая война, мне стоит забыть о хорошей девочке Мие, как забыть о том, насколько шелковой ощущается ее кожа под моими пальцами, как сладко от нее пахнет и то, как она на меня смотрит.
Чёрт! Ни одна женщина не смотрела на меня с таким восхищением, как Пуговка. Словно, я блядь, гребаное божество. Даже Каринка никогда не воспринимала меня настолько восторженно. А все же я — единственный родной человек, заменивший ей и маму, и папу, в свое время.
Не знаю, в чем именно дело, но стоило поймать на себе взор Пуговки, как кишки сводило и все нутро переворачивало. Дышать спокойно не получалось под прицелом ее огромных синих глаз-блюдец. И, тем не менее, я старался, клянусь памятью родителей, старался воспринимать ее как младшую сестру, игнорируя совсем не детские формы ее тела, стараясь запихнуть подальше воспоминания о том уродском порыве, которым я пытался оттолкнуть ее от себя, и перечеркнуть даже намек на переход нашего общения в горизонтальную плоскость.
Не нужно марать ее собой. Недостоин я такой чистой и наивной девочки. До сих пор в ушах стоял ее крик и взгляд, полный ужаса. Я тогда все правильно сделал, на этом и следовало остановиться. Но отчего так паршиво и гадко было на душе после этого. Сам себе отвратителен стал после той сцены, особенно от того, что не хотел останавливаться. Во мне все кричало и требовало довести начатое до конца. Надругаться над нежной девочкой, испортить, разрушить ее иллюзию о себе, но самое главное — избавиться от этого болезненного наваждения…