Ворожеи и предсказатели – лжецы, так
говорилось в Библии, значит так и есть. Матильде оставалось
молиться, и она будет молиться, просить Бога защитить ее милого
маленького мальчика.
Она отняла ребенка от груди и встала
на колени, стала взывать к высшим силам на латыни. Но мысли ее
путались, а в голове снова и снова всплывало воспоминание о словах,
сказанных еще при дворе отца.
«Линия тянется через спину – гибель и
мор рода узрим мы. Помеченный красным в детстве умрет, больше детей
твой живот не возьмет!»
2
- Граф, - маршал Амальрик склонил
голову, завидев своего господина. Генрих мягко улыбнулся
придворному.
- Здравствуй, Амальрик. Рад тебя
видеть, - поздоровался фон Нордгау. – Как новобранцы?
- Слабые, очень слабые. Я не знаю,
что с ними делать. Словно бы порода крестьян-волов вывелась,
остались одни червяки.
- Обидно, я хотел поупражняться с
мечом в руках, - заявил Генрих.
- После стольких лет? Граф уверен? –
маршал понял, что сказал и побледнел. Генрих грустно усмехнулся.
Все они его боятся. Считают жестоким, несправедливым. Но почему, за
что? Генрих всегда руководствовался честью и словами Господа и в
любви, и на суде, и в дружбе.
- Да, Амальрик, - несколько
раздраженно ответил граф. В другой день Генрих приказал бы выпороть
маршала, но сегодня смилостивился над ним. – После стольких лет.
Мне нужен лучший твой фехтовальщик.
Маршал оглянулся, посмотрел на
тренирующихся новобранцев и их учителей. Всего триста человек – вся
армия графства Зундгау.
- Галл фехтует лучше всех, Жан Керн,
- сообщил маршал.
- Тогда прикажу ему, пусть
приготовится. Я буду сражаться с ним, - приказал граф. Маршал
перечить не стал. Генрих, в свою очередь, сделал вид, что дерзости,
допущенной Амальриком, не заметил.
Граф ушел в оружейную, следом
заскочили мальчишки, принялись помогать ему одевать экипировку. Фон
Нордгау погрузился в свои мысли. Его занимала судьба сына, и
удивляло поведение жены. Он, конечно же, догадался, что Матильда
попыталась плести интриги среди его придворных. Первым его желанием
было выпороть жену, но он сумел взять себя в руки. Если ей так
хочется кормить ребенка, пускай кормит его. Генрих считал это
чем-то вроде каприза, но заметил, что Матильда вела себя так
неспроста. Она боялась за сына, везде таскала его с собой,
перестала спать с Генрихом.