Никто на вопрос не ответил, не ожил спрятанный под потолком
динамик, требуя отойти и прекратить заниматься глупостями. Зато
кусок стены, к которому Игорь обращался, превратился в экран.
Небольшой, в две ладони шириной и чуть больше в высоту, планшет.
Который выдал три строчки:
“Гигиенические процедуры”.
“Приём пищи”.
“Гимнастический комплекс”.
То есть, за дверью находилась ванная комната, столовая и
спортзал? Или это выход в коридор, ведущий к трём разным комнатам?
Значит это не тюрьма? На кой ляд такие сложности устраивать для
заключенного, который спит в капсуле? Лечебница?
Он ткнул пальцем в экран, выбирая “гигиенические
процедуры”, но, видимо, управление было не сенсорным. Пришлось
произнёс вслух, чуть ли не дыша на глазок камеры:
— Гигиенические процедуры.
За стеной что-то тихонько зажужжало, и один из дверных проёмов
пополз вверх. Против ожиданий, за панелью оказался не коридор, а
крохотная ниша, внутренним объёмом не больше снаряда в камере.
Прямо на его глазах часть пола в нише разошлась диафрагмой
объектива, становясь отверстием слива. Душ.
“А может и тюрьма. Высокотехнологичная”.
Некоторое время Игорь пытался разобраться с управлением,
произнося вслух слова “душ”, “вода”, “гигиенические процедуры”, но
ниша никак на них не реагировала. Наконец, решившись, он вошёл
внутрь, и стенная панель тут же отрезала его от камеры. Включился
свет, и из невидимых отверстий в стенах ударила водяная пыль.
Технологичная помывка удовольствия не принесла. Да, тело стало
чище, появился даже какой-то намёк на бодрость и свежесть, но всё
же подобное мытьё было суррогатом настоящего, когда упругие струи
горячей или холодной воды гладят кожу, пробуждая желание жить.
Покончив же с увлажнением и высушиванием в пенале душа, Игорь
чувствовал себя автомобилем после мойки.
Из выдвижного ящика на выходе из ниши он получил одежду:
светло-серые штаны, того же цвета рубаху-распашонку и тапочки на
тонкой подошве. Голосом активировал в стене зеркало и принялся
разглядывать своё новое лицо.
Оно было под стать телу, но, несомненно, принадлежало подвиду
Антошиных. Только здешнее состояло из острых углов: тонкий нос,
узкие губы, подбородок, как наконечник копья. Глаза почти терялись
в глубоких впадинах, но горели живым огнём — боярин оставался
боярином, даже если его держали взаперти и морили голодом. В
принципе, можно жить, потренировать только немного, покормить и
будет нормальное тело. С волосами только беда — обритый череп
вместе с чрезвычайной худобой придавал Игорю вид какого-нибудь
носферату.