попыталась укачать
дочку. Нашептывая на ушко
колыбельную, женщина едва сдерживала слезы.
Надо быть сильной!
Сильной!
А еще надо попытаться
договориться…
Попытаться выменять
свободу…
Только на что?!
Господи! Она даже не знает что ему
нужно?
Женщина покосилась на странных
существ. Еще в детстве она
с трепетом в сердце слушала бабушкины страшилки про леших и
кикимор. Сейчас же они были ей ненавистны. Все
разом! Они хуже сумасшедших маньяков и
убийц.
Надо договориться…
Предложить все что
угодно,даже
себя, лишь бы он не тронул
дочку…
Сумбурные мысли пытались отыскать
хоть какой-то ответ, уцепиться за
единственно возможный вариант спасения… Но все
было напрасно, потому как ответа просто не
существовало.
Из коридора послышались
тяжелые, усталые
шаги, и на пороге появилась тощая фигура
почтальона.
Он вошел в комнату. Чудища в
углумгновенно притихли. Остановившись возле
шифоньера, почтальон открыл крохотную дверцу, на противоположной
стороне которой было закреплено зеркало. Женщина пересилила страх и
взглянула на отражение непрошеного гостя. Она готова была увидеть
что угодно: например, кошмарного монстра, мертвеца или просто ореол
темноты, - но почтальон отразился без всякого
изъяна.
Полюбовавшись на себя, он поправил
зеркало, и женщина вздрогнула. Произошло то, чего она боялась
больше всего. Зеркала коснулась рука мертвеца, темная с глубокими
прожилками и земляного цветом ногтями, а из рукава, словно
демонстрируя хитрый трюк, вылетели несколько огромных цикад облепив
гладкую поверхность. Послышалось громкое
стрекотание.
Почтальон обернулся:
- Где пластинки? Мои пластинки!
Простой
вопрос заставил женщину вздрогнуть. И она растеряно замотала
головой.
-
Говори!
На её глазах выступили слезы.
Закусив губу, она невнятно забормотала:
-
Я не… не знаю… не
помню… их слушал отец, а не я. И они… всегда были на месте. А потом
кто-то… Нет, простите, я не знаю…
-
Знаешь, я чувствую это. Вспоминай!
Она заскулила и сильнее прижала
дочку к себе.
- Ты правильно поняла цену информации, - произнес
почтальон, и осклабившись, уставился на ребенка.
– Сделай усилие и сохранишь ей жизнь!
Мать развернулась вполоборота и
заслонила собой дитя. Почтальон рассмеялся, не издав при этом ни
единого звука. Просто открыл рот давясь от смеха, словно искусный
мим изображает добродушного весельчака. Только в смеющемся не было
ни капли доброты