Четыре года я давил в себе даже проблески мыслей и воспоминаний
о предавшей и бросившей меня жене. Бросившей и обобравшей в тот
момент, когда она была нужнее всего. Когда от нее – единственного
близкого, как мне тогда казалось, человека – я ждал хоть какой-то
помощи. Сочувствия. Заботы. Дождался – судебного извещения о
разводе и разделе совместно нажитого имущества.
Я отдал бывшей супруге все, что она хотела. Все, на что
претендовала. К счастью, она просто не знала о некоторых моих
вложениях и приобретениях, которые я сумел оформить на свою мать.
Почему скрыл? Что-то в поведении жены насторожило меня, когда я
видел ее в последний раз перед своим ранением. Что-то вынудило
промолчать, сдержаться, взять время на размышления.
***
Дожидавшаяся меня девушка чем-то напоминала мою бывшую. То ли
короткой темной стрижкой. То ли подтянутой фигуркой – не тощей, но
и не полной. А может, вот этой дружелюбной, располагающей улыбкой,
за фасадом которой могли скрываться любые другие чувства? Моя жена
была мастерицей улыбаться.
Эта высокая – вполне себе модельного роста – девица, которой, на
мой взгляд, было двадцать четыре – двадцать пять лет, тоже
улыбалась профессионально. Очень уж красиво. Слишком уж приветливо
для первой встречи с совершенно незнакомым человеком.
Эта псевдоискренность бесила. Меня накрыла новая волна ярости.
От накатившего бешенства я все же потерял контроль над мышцами.
Правый уголок рта пополз вниз и начал подергиваться. Правая нога
стала непослушной. Вернулась хромота, от которой я так долго
старался избавиться. Это была катастрофа.
Меньше всего мне хотелось показать свою слабость перед
какой-нибудь женщиной. Мне претила мысль о том, что меня могут
начать жалеть. Было до тошноты противно думать о себе, как о
немощном калеке, который заслуживает лишь одного: сочувствующих
взглядов и рассуждений на тему о несправедливости злой судьбы.
От глупых и наивных иллюзий о том, что меня – даже вот такого
искалеченного, с изуродованным лицом и железками вместо суставов –
можно любить, меня избавила моя бывшая жена. За что сейчас я был ей
даже благодарен.
***
«Ну, давай! – кричал я мысленно, продолжая шагать в сторону
новой ученицы, подволакивая немеющую, охваченную спазмом ногу. –
Давай же! Изобрази на своем хорошеньком гладеньком личике
жалостливо-понимающую мину! Покажи, как ты сочувствуешь моей беде,
как сопереживаешь моему горю! Может быть, я даже сумею сделать вид,
что поверил...»