Около девяти мне осторожно намекают, что хотят побыть семьей, и я ложусь спать в гостиной, пока Роминские втроем едва ли не до рассвета общаются наверху. Я просыпаюсь несколько раз среди ночи, слышу приглушенные голоса, смех, вижу тусклый свет, льющийся со второго этажа. Меня не покидает ощущение, что если я исчезну, всем станет только легче. Наверное, я бы так и сделала, если бы не действительно очень хороший и душевный вечер, во время которого я почувствовала себя если не членом, но близким другом семьи.
Следующие два дня полны суматохи: приезжают Ванины родственники, дом полон гостей. Мужчины жарят мясо на улице, женщины на открытой террасе сервируют столы, хлопочут с закусками. Ваня по-прежнему растерян, улыбчив, кажется, рад всех видеть. В основном молчит, слушает. Мне почему-то кажется, что он хотел бы побыть один некоторое время, осознать свое положение. Или еще чем-нибудь заняться. Но все вместе на трех машинах первым же вечером мы едем в кино, потом гулять по центру города, в ресторан. Вечером он напивается до такого состояния, что вырубается в машине по пути домой, отец с братом под руки заносят его на второй этаж. Но это я знаю со слов его мамы, потому что две ночи провожу у себя в компании Ваниных тетушек и племянников, которым не нашлось места в доме.
И вот, наконец, обязательная программа веселья заканчивается, родственники разъезжаются по домам. Я чувствую першение в горле и слабость, кажется, заболеваю, а у Вани мешки под глазами и похмелье. Он спит целый день, периодически спускаясь на кухню попить воды или поесть, и возвращается спать. Затем сидит за компьютером, общаясь с кем-то в соцсетях. Его родители работают в огороде, я мою вдруг ставший тихим дом. Надо бы уже что-то решать: отчаливать домой или оставаться, вот только в качестве кого? Дальние и близкие родственники посчитали, что им пора восвояси. А я все мельтешу. Эти три дня пролетели молниеносно, и мы как бы вместе их с Ванькой провели, смеялись, шутили, но вроде и порознь — на виду каждую минуточку. Не поговорили. Он постоянно был занят, а я на первый план не выпячивалась, больше по хозяйству: посуду помыть, фрукты нарезать, картошку почистить.
Замечала только, что поглядывали на меня по-разному. Не всегда по-доброму. Одна женщина довольно громко спросила у Ваниной мамы, когда свадьба, на что та пожала плечами, дескать, речи пока об этом нет. И та кивнула и что-то зашептала Елене Дмитриевне на ухо.