– Если твои ребята так раскрывают тему любви Ивана Сергеевича, я за нашу смену спокоен. Тебе, Надька, в Оксфорде преподавать!
– Да ну тебя! Меня же с работы уволят без выходного пособия, попади случайно их творения в руки кому-нибудь из коллег.
– Работа не волк. В Кембридж переберешься.
– А серьезно?
– Хм… Ну, поговори с Тургеневедом в неформальной обстановке. Домой к себе пригласи, что ли.
– Пригласила уже…
– Видишь, не мне тебя учить…
– …вместе с Вовой Ульяновым. Этот мне письма пишет, в любви клянется и Лениным подписывается.
– Любви все возрасты покорны – у Ленина отменный вкус. Я тебе тоже писал: чего же боле?.. что я могу еще… в вашей воле… – А ты! о Боже мой! Кого себе избрала? Когда подумаю, кого ты предпочла!
– Я обещала подумать, если сбросишь килограмм тридцать.
– Сброшу, как два пальца обоссать.
– Дурак.
– Нет, это …я опять у ваших ног…
– По-Тургеневски?
– Надька, как говорила Анна Андревна, – мы же филологи…
– Я почти согласна. На чем мы остановились?
– На Ленине.
– С мальчишками-то что делать?
– С мальчишками… Помнишь, как старшие товарищи выпускали альманах «Метрополь»?
– Помню.
– Не перебивай. Заинтригуй Ленина и – как там второго-то, Тургеневеда?..
– Бронштейн.
– Однако… Заинтригуй Ленина с Троцким опытом старших товарищей. Предложи им «свой Метрополь». Название пусть сами придумают и сочиняют, ни в чем себя не ограничивая. Ты будешь «главным редактором» и одновременно «благодарным читателем». Наиболее удачное можно будет отпечатать и сброшюровать. Условий два – строжайшая тайна, и чтоб в школе вели себя прилично. Воистину есть у революции начало, нет у революции конца…
P.S. Михаил Александрович Шолохов (не автор «Тихого Дона» и не лауреат Нобелевской премии) положил трубку, погладил перед зеркалом живот, похлопал себя по крутым бокам и ягодицам и решительно облачился в спортивный костюм и кроссовки. Костюм едва не лопнул по швам. Кроссовки ощутимо жали в области больших пальцев. Михаил Александрович понял, что пробежка, как средство для похудания, не для него. Не ему, видимо, предстояло повести в перспективе Надю Крупскую под венец. Он переоделся в домашний халат, утопил чресла-булки в мягком кресле и закурил. На баньку с можжевеловым веничком возлагалась последняя надежда – «Надежда, мой компас земной… Совсем спятил. Жрать буду меньше, и все дела», – Михаил Александрович затушил сигарету, пересел к письменному столу и продолжил править кандидатскую диссертацию одного номенклатурного дебила «О положительном влиянии Зазеркалья русской революции на судьбу девочки Алисы». Этим он зарабатывал на безбедную жизнь, имея в узких кругах заслуженный авторитет. Самому защититься не хватало времени.