В сердцах Мэддокс прорычал:
– Если они что-нибудь с ним сделают, клянусь, я найду способ взобраться на чертов Олимп и устрою там такую резню, что мало не покажется.
Его глаза полыхнули красным.
– Не заводись, – примирительно сказал Торин. – Мы все беспокоимся за Аэрона, но пока ничего плохого не случилось. Скоро он вернется и объяснит, что к чему.
«Справедливо», – подумал Мэддокс и усилием воли заставил себя расслабиться.
– А еще кого-нибудь призвали? – спросил он.
– Нет, больше никого, – ответил Торин. – Люсьен собирает души. Рейес… не знаю, где он; наверное, режет себя где-нибудь.
Мэддокс подавил вздох. Хотя ему самому приходилось несладко, он всей душой жалел Рейеса, который не мог прожить и часа, не нанося себе увечий.
Они подошли к лестнице.
– Что еще ты хотел мне сказать? – спросил Мэддокс.
– Будет лучше, если ты сам увидишь, – ответил Торин.
«Что там такое? – спрашивал Мэддокс себя. – Неужели что-то похуже новости об Аэроне?»
Они пришли в комнату отдыха. Это было самое уютное и обжитое из помещений замка, эдакая заповедная зона, для обустройства которой воины не пожалели ни сил, ни денег. Чего здесь только не было: мягкая мебель, холодильник, до отказа забитый дорогими винами и качественным пивом, бильярдный стол – словом, все необходимое для того, чтобы можно было отдохнуть и телом и душой. Там даже висела баскетбольная корзина. Картину изобилия дополняла невероятных размеров плазменная панель. Когда Мэддокс с Торином вошли, она работала, и, судя по тому, что на экране разворачивалась оргия с участием по меньшей мере трех женщин, последним смотрел телевизор Парис.
Мэддокс озвучил это умозаключение. Торин молча ускорил шаг, по возможности не глядя на экран. Мэддокс прикусил язык, поняв, что свалял дурака. Из уважения к чувствам Торина, красивого, обаятельного, словно специально созданного для плотских удовольствий, но навсегда от них отлученного, воины старались не касаться в его присутствии тем, связанных с женщинами и сексом.
Даже у Мэддокса время от времени случались интрижки.
Его любовницами обычно становились бывшие пассии Париса, которые, не желая смириться с тем, что все кончено, поднимались к замку. По большому счету им было все равно, с кем спать, их мучило желание – они все еще находились под влиянием демона Разврата. Поэтому, не застав Париса или получив категорический отказ, они с легкостью утешались в объятиях Мэддокса.