За углом начинается наша улица. Старые дачи. Сразу за домом с зеленой крышей, на участке ведьмы, росла малина. Росла так густо и буйно, что колючие ветки перевешивались через покосившийся забор, и можно было насобирать полные карманы и щеки сладких спелых ягод, просто проходя мимо. Кажется, я даже чувствую этот запах. Только какая малина в апреле?.. Может, это шутит ветер? Может, это насмехается надо мной та самая ведьма?
Я иду медленно. Спешить не хочется. Пусть заколоченные окна и заросшие прошлогодней травой участки оживут. Пусть они проснутся и скинут эти странные приметы времени, и тогда я увижу все таким, каким оно было раньше, – таким, каким оно и должно быть. Старые дачи. Кусты сирени с едва-едва проклюнувшимися почками, и большой коричневый дом, почти целиком заросший виноградом. Странно… Может, мне показалось, но рядом промелькнула смутно знакомая тень. Должно быть, само это место навевает воспоминания. Дом из красного кирпича. Дом с флюгером в виде петуха. Дом с оранжевым крыльцом. Дом с бирюзовыми окнами. Дом с подсолнухами. Их перекрасили, перестроили, перекроили, перенесли, как будто кто-то взял и поменял местами то, что никак нельзя менять.
Вот опять! Будто обрывки смеха за спиной… Я резко оборачиваюсь, но там никого нет, только ветер шелестит еще голыми ветками.
Скрипнула калитка. Краска с нее почти слезла, но еще можно догадаться, что когда-то она была синей. «Цвет парижского неба», – всегда говорила бабушка, а я смотрела на нее (на калитку, не на бабушку) и представляла себе Париж. «Неужели небо над Парижем всегда такое ослепительно синее?», – думала я. Однажды, захватив с собой краски, я нарисовала для парижан немного белых облаков и желтых звезд, а еще – добавила оранжевого и розового, словно в самом углу калитки заходит солнце. «Так-то лучше», – думала я. – «Невыносимо скучно, когда небо над головой всегда одинаковое, даже если оно такого прекрасного синего цвета». Вот здесь, в самом низу, еще можно различить кусочек оранжевого. Даже странно, что он уцелел, ведь все остальное «парижское небо» давно смыли и унесли прочь сотни дождей и десятки снежных сугробов.
Большая ель у самой веранды… Ее посадил дедушка. Если забраться на перила, а потом на деревянный козырек, то можно залезть на самую верхнюю ветку, а оттуда – на крышу. С покатой крыши можно увидеть все на свете – крошечные дачные домики с их суетливыми обитателями, которые пьют вечерний чай на тенистых верандах, аккуратные грядки с морковкой и картошкой, разноцветные цветники и клумбы, за ними далекое поле и сверкающий пруд, и, наконец, тонкую полоску чернеющего леса.