Тетради 2017 года - страница 13

Шрифт
Интервал
Ты, исполняемая мной,
как местность за кошачьим веком
сужаешься до древа, что
спит – в человека.
(31/01/2017)

«На лестничной площадке снова грохот …»

На лестничной площадке снова грохот —
хотя ни лестницы, ни грохота здесь нет.
Рисунок что себя собой рисует,
как будто рассмотрел в нём что-то свет:
Вот воздух, вот на нём ожила птица,
проклюнув белый цвет, как скорлупу:
вот Бог, вот ангел, скважина, больница
вот я, что в эту скважину войду.
(31/01/2017)

«Дворники играют на арфах и летят…»

Дворники играют на арфах и летят,
и на фирдоуси говорят.
Джебраил – один, второй – феллах.
Смотрит книга в них и всё опять
называет заново – теперь
арфы здесь играют на метле
цифры, алгебру, попытку проиграть
мир, который в рынок сей зажат.
Книга проступает на лице,
арфа на багровом языке
говорит: всё это можешь взять,
кроме звука, что пробудит прах.
(31/01/2017)

«В полночь в самый тёмный час…»

В полночь в самый тёмный час
неба циркуль чертит уже
шарики любви и пас-
ангел отлетит, как ужас.
Бела-бела-бела кровь
снигиря – как оборот
и пароль от снега, где
небо в длинной высоте
не кончается никак,
но качается в устах
времени в котором лев
смотрит на меня, как выдох
снигиря, и много птах
он на небе этом выпас
в эту полночь, в этот взрыв
в геометрию и в номер —
словно прапорщик не спас,
и лежит как ночь в картоне.
(31/01/2017)

«И вся причина пребыванья здесь …»

И вся причина пребыванья здесь —
минута разговора, рейс в трамвае,
где просьба передать билет обратно —
почти воспоминание о рае
где отрока три едут боковыми
местами, и сиренью из окна
Всё смотрит на тебя, пока ты в силе
и вся причина эта не ясна.
(31/01/2017)

«Синий порох снега, торопясь…»

Синий порох снега, торопясь,
плавится в ладони – словно в выстрел —
пузырится жёлтоглазый язь
воздуха февральского и в быстрый
отблеск человека на лице —
будто след на порохе синицы
остаётся речью вдалеке,
если человек уже весь вышел
в выдох свой, и в синем, там, лежит,
спит и видит: порох, разгораясь,
указует птицу на реке,
там, где псиной речи не осталось.
(1/02/2017)

«О таинстве, о чуде, о окне…»

О таинстве, о чуде, о окне,
о оканье, что молока поглубже,
о феврале, о птице на окне,
о речи, что нас видит много лучше,
и о стыде, который настаёт,
когда – не то что старишься, но дышишь,
но говоришь, как исповедь себе,
затем бинтуешь чем-то тёмно-рыжим
похожим на засушенную кровь,
Следующая страница