Не спорю, он драчун и забияка,
холера редкая, подобной не сыскать.
Но в целом, он безвредный разбишака,
а нам его подали, как маньяка,
таким ублюдком, что япона мать!
Откуда знать нам, что это за птица?
Она ж свалилась прям из ниоткуда,
в миг наплела дурную небылицу,
которая и психу не приснится…
Мутант пузатый, криворукая паскуда!
А мы, не разобравшись толком,
родному дать готовы в бестолковку…»
Выдохшись от непривычно длинной речи,
Медведь на муравейник увалился,
он отошел от этой странной встречи
и честно за землянина вступился.
Все дружно посмотрели в сине небо.
– Дай нам, небо, быстрее ответ,
то почудилось нам, али нет?
А может, впрямь от дури развезло?»
Внезапно, словно черт из табакерки
вновь появился Еж, и как назло,
он был, что говорят, в своей тарелке.
– Вот это да! Вот это вы загнули!
Удав, ты что, и вправду не помер?!!
А мы тебя раз тридцать помянули,
и Мышь горланит песни до сих пор!
Вот будет ей сюрпрайз на опохмелку,
еще побегает в неведомые дали…
А что вы там такое увидали,
никак летающую круглую тарелку?»
Очень тихо, снизойдя на шепот
Лис рассказал про странного уродца,
его мольбу забрать обратно гада.
Тут тишину разрезал дикий хохот.
– Я вижу, наркота у вас, что надо!!!
А может, мне дадите уколоться,
и я очухаюсь потом на дне колодца?
Или смотаюсь быстренько к Венере?
Нет, лучше повстречаюсь с динозавром,
а коль не повезет, с тираннозавром…
Или в загробный мир открою двери?
А там чертята желтые и синие,
и даже цвета мокрого асфальта
меня утянут к залежам кобальта,
туда, куда Удава не пустили».
Держась за пузо, чтоб не разорвалось,
сквозь слезы вспоминая чью-то мать,
Еж повернул туда, откуда вышел.
А где-то очень близко раздавалась,
хоть ни словечка было не понять
лихая песня в исполненье Мыши.
Тяжелая досада зимней стужей
объяла всех невольных очевидцев.
Спросил Енот: Ну, почему же,
к ним нечисть не приходит спьяну?
Регочет тот, и та поет, что птица,
им хорошо, им можно веселиться,
а мы чуть не уделали поляну!»
Луна-красавица в свою вступила смену,
златого цвета, словно спелый колос,
ночь мягко опустилась на зверье.
И в темноте раздался чей-то голос:
– Не стоит рассуждать на эту тему,
ведь так и есть, что каждому свое.