среди знакомых блюд блядей первопечатной
где отменен трамвай подземными путями
покурим это друг из общей самокрутки
набитой беломором и мертвыми друзьями
крутые берега кыштымской хиросимы
нас вспоминают кругом и призывают кости
и кости прорастают из земляного мяса
и звонят панихиды как веселяци гости
на берега этила выходят графоманы
и пьёт нас алкоголик простимый и простёртый
а костяные птицы перешивают раны
и покидают е-бург потомственные Лоты
ты не умея правды я не имея молча
стояще в пустоте и в камне коим смерить
нам удается смертность подземного трамвая
ни живы и ни смертны что стоит только верить
– 13-
Иордан проспиртованный ты. Или честное слово твоё
ничего не достойно? – ничего, говорю ничего,
что в америке черной твоей. Если это сродство —
говори с этой кроличьей шапкой. За меня и его
по мостОвым краям лезет вверх чудесатее крыш
этот нигер, как пидор, а падает небо – услышь:
из его бакенбардов нечаянно падает звук.
Всяка жизнь – с Чусовой, и собака под небом за сук
всех порвет – ты опять набираешь слова
или клюкву в ладонь, значит кровь – на спирту, и права
иордань, и дорога в тебе расширяется и —
говори, как прости, и прости, если я говорил.
– 14-
Господи, что тридцать шесть просили
оказались дальше от России
от Урала и т. д. Что дальше? —
кажется: таджики и асфальтом
вертикально залитое поле
(на полях – денщик и нет убоя
большего, чем нам дано. Раздолье,
но и тело выглядит убого.).
Господи, смотри в глаза мне – сколько
надо говорить, чтобы молчать?
Оказался дальше, чем скинхеды,
и за все придётся отвечать.
Перед этим Томском и Свердловском
если стыдно – значит повод важен;
Спирт без языка
совсем не страшен
и таджик везет меня назад
Господи, огромны километры и таджик.
Как речи Уфалея
Нижнего и Верхнего под кожей —
– 15-
мы смотрели на свет
тот который снаружи
внутрь смотрел говорил:
не бывает в себе
побывавший с другой
стороны обнаружен
тот который хиджаб
тот который рабе
мы смотрели на свет
свет смотрел по другому
языку называл
вещи или углы:
сын ест дым
дым проходит под кожу
и плывут за рекой
по младенцам гробы
мы смотрели в язык
языки были наши
но язык говорил через нас
свой язык:
мы смотрели в ростки
из распаренной пашни
и росли из торфяника
вверх языки
не бывает в себе
свет смотрел по другому
то ли речь то ли прах
всё раскрошено вдоль