День ожил, крылатый шарик Орса скользнул в голубизну. Фигуры были неподвижны, хотя и поражали своим жизнеподобием. Всеволод понял, что к выражению глаз женщины нельзя привыкнуть.
Всеволод и пёстрый Гриша обменялись нервными смешками. Попятившись, они нырнули в душную колкую траву.
– Я едва не улетел. – Заметил Всеволод.
– У меня, – со вздохом признался пастырь, – была другая, более скромная возможность.
Посмеиваясь, они добрались заново проделанной тропкой до околицы поля. Сари с утомлёнными глазами поправляла сбившийся платок. Без энтузиазма посмотрев на приятелей, она отвернулась. Опустевшие термосы дремали в траве. Без каши они оказались невесомыми. Засунув их в сумки, дракон и пастырь зашагали следом за непривычно молчаливой Сари.
Григорий шепнул спутнику, что «она всегда после перепёлок как в мёд опущенная».
Они вошли в город по одной из окраинных улочек, ведущих, по соображению дракона, строго на Северо-Запад. Беседа оживилась, как только всегдашняя прохлада Ловарни, верная городу, охладила лоб дракона и шерсть леопарда. Языки приятелей развязались, и Григорий в последний раз потрогал свой потускневший воротничок, похожий на подворотник мундира. Царила – не тишина, нет – тонкоголосый шум лета, который дороже настороженному ожиданием слуху, чем покой укреплённой башни. «Всё хорошо, – сказал себе дракон. – Я…» Негромкие голоса, и всякая домашняя жизнь сместились западнее, к центру посёлка.
– Тихо… – Пробормотал пастырь.
Они вновь обменялись взглядами, и то восхитительное унижение, которому они подверглись совместно, так явно прочитал один во взгляде другого, что они не нашли ничего лучшего, как совместно разразиться тем, что именуется здоровым мужским хохотом.
Протестующий возглас отставшей Сари заставил их (не сразу) заткнуться.
– Весь ваш. – Прошептал пастырь.
Всеволод без слов протянул руку, по которой залихватски хлопнул лапою пастырь.
Сари, сворачивая за изгородь, цвётшую крупными, неумело свёрнутыми из белой и розоватой бумаги цветами, раздражённо распорядилась своим обычно звучным, а сейчас потускневшим голосом:
– Отнесите посуду.
Молодые господа замерли, показывая, что не верят ушам. Они обернулись. Всеволод извиняющимся тоном промолвил:
– Госпожа…
Григорий прибавил не очень громко:
– А как насчёт вымыть?
Сари яростно, по-кошачьи, заворчала и визгливо вскрикнула: