– Нет, идиоты, он, наверное, умер, – ответила женщина с накинутым на голову капюшоном, они не могли разглядеть ее лица. – Но, может быть, у него еще есть шанс. Зависит от того, как быстро вы донесете его до больницы.
Они не стали больше ничего говорить. Похватав свои вещи и взяв под руки Бена, они поспешили прочь.
– Не успеете, – прошептала им вслед Мария. – Оно и к лучшему, одной тварью меньше. – Она выдохнула. – Как это негуманно, Мария, это ведь не наш метод…
Она подошла к мужчине, лежащему на земле. Опустилась перед ним на одно колено.
– Живой.
Незнакомец был сильно избит, к удивлению Лазарь, он оказался индейцем. Он с трудом открыл глаза, когда увидел, что незнакомая женщина взяла его телефон и набрала 911.
– Не волнуйтесь, сэр, скорая уже в пути.
Он хотел было ей что-то сказать, но снова провалился в темноту.
Придя домой, Мария первым делом пошла под горячий душ, а потом, укрывшись под теплым одеялом, она еще долго лежала и выискивала в своей душе чувство вины, какие-то эмоции. Однако ничего не находила, ее «Я» молчало. После двух часов ночи она провалилась в глубокий сон без сновидений. Утром она, как всегда, отправилась на работу. В офисе она была первой. Как всегда. Джулия отчего-то задерживалась. Зато доктор Зев пришел на пятнадцать минут раньше обычного. Вид у него был разбитый и в то же время озабоченный, движения выглядели суетливыми.
Лазарь стояла у окна рядом со столом Джулии и курила, когда Гэбриэл наконец ее заметил.
– О, Мария… ты… ты уже знаешь? – чуть дрожащим голосом спросил он.
– О чем? – не поворачивая головы, спросила она.
– Крис Мерфи… он… он вчера убил Уокера… ножницами для бумаги… – голос доктора садился, переходил на шепот. Он действительно потерял дорогого друга. – А потом сам, – он шумно сглотнул, – бросился под грузовик… представляешь? Господи, какой ужас… – он закрыл рот ладонью и сел на стул у стены.
– …М-да, какая неприятность, – ответила Мария, выпуская клубок дыма и глядя на свое отражение в стекле.
С самого утра работа в офисе не задалась. Доктор Зев отменил все записи на сегодня. Он заперся в своем кабинете и, лежа на кушетке, молча разглядывал потолок. Гэбриэл пытался осознать глубинные причины поступка сенатора Мерфи. С одной стороны, он казнил себя за то, что не разглядел какого-то маниакального желания в поведении Мерфи. С другой, понимал, что у Мерфи не было никаких объективных причин так поступать.