Скорость полёта затихала. Замедлился ритм сменяемости кадров. Что-то недосказанное, невыраженное повисло в воздухе. А главное, главное-то где? А что главное?! Ощущение прикосновения знакомого, родного и тёплого коснулось щеки. Это была мамина ладонь! От счастья стали наворачиваться блаженные слёзы…
– Вы меня слышите? Просыпайтесь! Просыпайтесь! Всё хорошо, – говорил откуда-то сверху приятный сдержанный мужской голос.
Лёля открыла глаза и почувствовала лёгкое ритмичное постукивание чужой руки на своей щеке, по которой струйкой скатывалась щекочущая слезинка.
– Спасибо, спасибо, спасибо, – неустанно лепетала Лёля всем, кого видела в операционной, с благодарностью поглядывая на умные приборы, которые её уже не пугали.
придя в себя и выйдя из операционной, она увидела сына, активно жующего жвачку, сидящего с непроницаемым лицом в стороне на диване, отрешённо поглядывающего на её шаткую походку в пустынном больничном коридоре. Не спросив ни о чём, он направился к лифту, предполагая её присутствие позади себя. Такси, на котором он приехал, ритмично отсчитывало счётчиком сумму за работающий в простое мотор в течение часа. Они сели в машину и тронулись к её дому. Кабина быстро заполнилась ненавистным запахом многодневного перегара и новыми Лёлькиными мыслями после фантасмагорического полёта, промелькнувших перед глазами сцен прожитой жизни.
Лёля была потрясена собственным открытием – большая часть отмеренного ей времени была потрачена впустую. Всю её жизнь в одно мгновение некая неведомая и всемогущая сила просеяла через огромное космическое сито. Всё, на что уходили многие годы, просеивалось мелким мусором, требухой, пылью в тёмное бездонное безответное пространство, оставляя лишь крохотные драгоценные кристаллы того, что можно было бы отнести к настоящему в её жизни. И этим бесценным настоящим стали – ладонь матери, взгляд отца, боль за сына, жалость к внучке и её запутанная семейная жизнь, полная борьбы и яростного противостояния драматическим поворотам судьбы, с гнетущими сомнениями и неукротимой надеждой. Только теплящаяся с детства тяга к творчеству скрашивала её скачкообразное бытие кратковременными вдохновенными путешествиями в придуманный мир её поэтических образов, прозаических зарисовок, драматургических историй, написанных для своих, таких же замотанных соплеменниц, из последних сил не сдающихся ненавистному городскому быту, надвигающейся старости и тягостным житейским невзгодам.