Итак, мы едем в даль несусветную. За свою предательскую забывчивость я лишена голоса и даже не пыталась отказаться от внезапно упавшей на меня культурной программы. Провожу старательный внутренний аутотренинг, убеждая себя, что в целом мне повезло, и выставка это не так уж и плохо. Дела у меня внутри идут успешно, к тому же посетить современную выставку дело мне приятное. Несколько смущает ситуация вынужденности, своеобразного насилия над моей личностью. Страшно не люблю, когда решают за меня. Но с другой стороны, Маринка в этом отношении передо мной практически чиста. И приглашения она достала, учитывая мой интерес, и о дне выставки мне уже говорила. Ну, она же не виновата, что предыдущая неделя была для меня экстремальным забегом, а мои бессмысленные кивания в такт ее словам не означали радостного согласия. Если бы я ее слушала, то, скорее всего, согласилась бы с радостью, тем более целая неделя в моем полном распоряжении. Но так… Парадоксальная ситуация не на чем не основанного самообмана.
В конце концов, мои размышления меня успокоили, и к нужному адресу я подходила в положенном настроении, изнывая от любопытства и предвкушения интересного вечера. У входа нас встретил высоченный охранник, и Маринка протянула приглашение. Так, с собой я разобралась, пора реанимировать Маринку, она до сих пор демонстративно дует губы. Мерзавка жаждет крови. Но меня-то она не проведет, уж я-то знаю, как сбить эту ее напускную воинственность.
Под выставку был арендован первый этаж двухэтажного особняка еще дореволюционной постройки. Так что для меня выставка началась еще со входа. Здание уцелело от советских перепланировок, а может, просто было отреставрировано чьей-то умелой рукой. Я, не теряя времени даром, увлекла Маринку в состояние восторженного недоумения перед такой красотой. Но это еще что. Мои благоговейные высказывания померкли, когда мы вошли в первый же зал. Тут и говорить ничего не требовалось, Маринка сама прилипла ко мне как ошарашенная пиявка. Было от чего растеряться.
Первый зал, в который мы вошли, занимали панно и гобелены. Работы искусные, заслуживающие самого пристального внимания. Но в центре зала стояло творение, заставившее нас замереть надолго. Меня – проглотить язык, а Маринку сдавленно шепнуть мне на ухо: – «Ой, что это?»