Станислав знал толк в изысканных алкогольных напитках – несмотря на то, что вчера мы выпили достаточно много, сегодня я чувствовал себя как молоденький огурчик на грядке, и содержимое холодильника меня не интересовало вовсе. Он мне определенно нравился. Психология не моя вотчина, но охарактеризовать Станислава все же попробую. Я причислил его к той категории людей, которые на обстоятельства, плохие они или хорошие, смотрят не как на трагедию или счастье, а просто как на вираж судьбы, значит, так надо было. И не делают с этого событие вселенского масштаба, а просто и буднично стараются повернуть проблему к себе лицом. Мне импонировала его убежденность в том, что если солнце еще согревает нас, стало быть, не такие уж мы падшие существа. И раз мы находим в себе силы в такое сумасшедшее время любоваться звездами и луной, восторгаться горами и морями, изыскиваем в чертовски безобразных ехиднах, гиенах или скунсах свои маленькие прелести, мы живем, и кто-то, будь то Бог или Сатана, не против нашего присутствия на этой планете. Признаться, я заслушался его. Вот, например, мои гениальные мысли не распространяются на всякие там ландшафты и фауну, и мне абсолютно без разницы, существует ли еще вид какой-нибудь диковинной черепахи или нет. После общения со Станиславом я немного прозрел и глянул на мир другими глазами… Паучок, деловито пробегая мимо моей пятки, меньше всего сейчас думал о смерти, он торопился привести в порядок свои паучьи дела. Имею ли я право решать его судьбу?
На улице тоже вовсю кипела жизнь – мчались машины, дорогие и не очень, размеренно прогуливались прохожие, малышня играла в «квача», галдело голодное воронье, собака носилась за кошкой, пока та не скользнула на дерево, в небольшом скверике молодежь попивала пиво, мужики постарше самозабвенно резались в домино… А ведь, действительно, жизнь – замечательная штука! Не знаю, может, кто-нибудь думает иначе, а я, например, умирать не хочу. Ни сейчас, ни в сто лет. Не исключено, что в раю я буду лежать на кисельном берегу под пальмой, жрать спелые финики, внимать божественной музыке и периодически валяться у бога в ногах, вымаливая прощение за грехи всего человечества, оставшегося на земле и продолжавшего с упоением грешить. Возможно. Но сейчас я хочу быть здесь, в своей стране, в своей квартире, на своей лоджии, пить хороший кофе и курить хорошие сигареты. Финики, в конце концов, никуда не денутся, а вот индюшатину в раю вряд ли кто предложит. Меня вдруг стошнило – пока я рассуждаю о вечном, мой желудок отчаянно семафорит: какие финики? Какая индюшатина? Дай хоть краюшку хлеба с маслом!