– Послушай, ты в такой депрессии ходишь каждую весну, а я знаю, что ты талантлив, это все знают. У тебя столько авторских сборников, столько рассказов и стихов. Ты помнишь, как жадно их хватали литературные издания и фонды? Тебе просто нужно вдохновение, как витамин С, – чтобы поддержать организм. И если ты спросишь меня, откуда я взяла эти писульки, я тебе отвечу, что этих ребят мне посоветовал очень хороший товарищ. У них такая профессия, понимаешь, они как врачи…
–Психиатры, что ли?
Ника запнулась, пытаясь осознать, что это такое он вдруг сказал:
– Что? Ну, нет же, это я образно. Короче, тебе надо сходить к ним в офис. Индивидуальный подход, любое удобное время, там все написано.
Да, ему было тяжело творить, но он не готов был пойти к бабке-гадалке или сибирскому целителю, лишь бы не сесть в лужу в этом году. В литературном кругу его любили, когда-то. Печатали его работы, хвалили и критиковали, но потом как-то вдруг стало появляться все больше и больше писателей. Сначала это были юные головастики, ничего незначащие в литературном мире новички, но затем они стали превращаться в больших лягушек и в пруду стало тесновато. В наше время пишут больше, чем читают, публиковаться с каждым годом все сложнее, а премии отхватывают те, кто моложе, кто не боится писать пошлятину и потом смотреть читателю в глаза. Он даже думал принять какие-нибудь вещества для расширения границ сознания, но вовремя себя остановил: из такого примитива невозможно рождение чего-то поистине великого. В тот раз он ограничился тем, что просто по–старинке напился и лёг спать, чтобы утром проклинать похмелье и ненавидеть себя за неудавшиеся творческие потуги. Он сложил буклет пополам, сунув его в блокнот и обещая Нике, что обязательно воспользуется советом, прекрасно понимая, что никуда он, конечно же, не пойдёт.
В два часа дня по московскому времени он пребывал в хорошо освещенном фойе, вертел в руках фантик от ириски, сидя на диване, покрытом искусственной кожей. Секретарша вбивала его паспортные данные в базу, щёлкая ногтями и поджимая густо накрашенные губы. Когда писатель разглядывал грязь на своих ботинках, думая, как бы незаметно вытереть её о ковёр, в дверях показался небольшого роста мужчина, довольно неопределенного возраста, лысый, в очках в тёмной толстой оправе и аккуратном костюме, тоже каком-то толстом и тёмном.