Впереди послышалось журчание воды и показался небольшой ручей – похоже, где-то невдалеке бил родник, и вода не успевала пересохнуть в узком извилистом русле.
– Всё, привал, – проговорил Айдер. И они с Рустамом дружно опустили носилки.
Яша намочил кусок уже почти почерневшей и пропитанной кровью ткани и протёр лицо командира. И тот вдруг впервые осмысленно открыл глаза и даже попробовал глянуть по сторонам.
– Пить… – простонал он.
Яша приподнял голову командиру и поднёс к его губам котелок с холодной водой. Тот сначала намочил губы, а потом сделал несколько глотков.
– Спирту бы… – прошептал Дроздов.
Айдер снял с пояса фляжку, отвинтил крышку и поднёс её к губам Дроздова. Но из фляжки лишь капнуло чуть-чуть на запёкшиеся губы лейтенанта.
– Всё на рану ушло, – извиняющимся тоном проговорил Айдер.
– А у меня ещё есть, – радостно сказал Яша и, увидев удивлённые глаза ребят, ответил: – Мне шо, объяснять или давать? На самый крайний случай немного оставил, – и протянул фляжку.
Дроздов сделал несколько глотков.
– Командир, как вы?
– Лучше. Доложи ситуацию.
– Нам удалось оторваться от немцев. Ребята помогли вас вытащить. Теперь пытаемся пробраться к своим.
– Кто такие?
– Рядовой Рустам Шадиев. Мы бойцы 680-го стрелкового полка, 169-й стрелковой дивизии, выходим из окружения.
– Рядовой Айдер Меметов!
– Ясно. А почему вы, рядовой Шварц, приказа ослушались? За нарушение полагается… – и Дроздов закашлялся.
Яша сначала хотел доложить как положено, но тут такая обида подступила к горлу, что он чуть не сорвался на крик:
– Не было там никаких документов в планшете, товарищ командир! Вы просто спасти меня хотели.
– Отставить разговоры! – Дроздов мрачно глянул на свою забинтованную культю и, собрав последние силы, прохрипел: – Со мной идти будете медленно. Вы идите, а меня оставьте… и гранату рядом положите.
Дроздов застонал и потерял сознание.
Ещё день и ещё ночь они шли, стараясь как можно реже останавливаться. И не рисковали приближаться к редким деревням, которые попадались на пути. Там легче всего было нарваться на немцев. А в том, что фронт уже давно переместился к востоку, сомнений не оставалось – канонада раздавалась теперь исключительно оттуда, а не с севера или юга.
Дроздов всё больше был в забытьи, а когда приходил ненадолго в себя, то громко стонал.