— Мы должны двигаться дальше, этого хотел бы отец. Он бы хотел
подержать на руках и твоих детей.
Сергей отвернулся. Последние пару лет он все реже и реже бывал в
Оренбурге, практически не навещая Бориса Владимировича. А отец ушел
в дела, отдавая всего себя снабжению войск Марченко на юге,
торговле с Китаем и выращиванию культур в губернии. Но сначала
кончились силы, потом здоровье, и они пропустили как скончался и
человек.
— Наверное да, ты права, — Сергей пододвинул к себе компот, —
давай за жизнь?
Предложил он тост. Вадим налил дочкам и себе компота. Девочкам
нравилось повторять за взрослыми, хоть они и не понимали пока
повода, только чувствовали общую печаль.
Поминки закончились, и Вадим с семьей отправился в дорогу. Уже
на борту парома он получил послание из Китая. Ли настоятельно звал
его в гости, обещая чуть ли не серебряные горы.
— Что-то случилось? — спросила Софья, когда заметила, как
задумался Вадим.
— Ничего плохого, но скоро я уплыву. Думаю, что на год.
— А как же девочки? С собой возьмешь? — она не спросила про
себя, зная, что ее в работу он не посвятит, не из вредности, а
чтобы обезопасить.
— Нет конечно, они останутся дома, с мамой. А то скоро они
начнут говорить "тетя Софья", — посмеялся Вадим. Он действительно
проводил с дочерьми больше времени, чем Софья, на которую выпала
роль представителя молодого семейства в свете. У Вадима просто не
оставалось времени посещать многочисленные балы, благотворительные
вечера, клубы поэтов или модные салоны.
Он вел корабль под названием Вестник через назревающую в мире
бурю, разыскивая безопасный фарватер, а сразу за ним шел флот под
названием Россия.
***
Петербург. Зимний дворец.
На верхнем этаже в кабинете императора шла рабочая встреча
государя с министрами. Слово взял Александр Христофорович
Бенкендорф как начальник третьего отделения и человек ответственный
за работу с населением.
— Николай Павлович, месяц от месяца растет количество
недовольных помещиков. Из-за сговора промышленников, они теряют
деньги, — Александр Христофорович в шестьдесят пять выглядел бодро
и деловито, но это было показным. Император знал, что его самый
близкий сторонник болен. Только мастерство доктора Гаазы позволило
Бенкендорфу продолжить тянуть лямку, — пока все обходиться
письмами, но когда дело дойдет до бунтов…