– Согласен, – голова вниз-вверх, вниз-вверх, – лучше сидеть на ступеньках, чем в этих кроватях.
Яшка что-то крякнул. Она снова мерзла. Почему рядом со мной человеку снова некомфортно – он или мерзнет, или вспоминает о том, что у него есть желудок. Или это начало паранойи? Может быть, мне нужен морфий?
Все второе действие я пытался настроиться на спектакль – Степан бил Аксинью, как живописно застывал опрокинутый кувшин с разлитым озерцом молока. Уходящие в борозды земли люди лепили комок на груди. Я даже сжал кулаки, когда раздались аплодисменты и не сразу смог разжать их.
До третьего акта было сорок минут. На Новослободской десяток кафе. Воздух был слаще сахарной ваты. В Макдаке я взял бигмак и латте. Кассир два раза переспросил – он услышал, что я хочу картошку по-деревенски и молочный коктейль… конечно, может быть, он поспорил, что продаст картошку даже если клиент заказал что-то другое. Сел на единственно свободное место рядом с мальчиком лет 13. Он ел роял де люкс параллельно с картошкой фри. Подошла женщина, по всей видимости, его мама.
– Принесла?
– Ты видел там очередь, – оправдывалась она, развесив сумки на спинки стульев, – Из-за пепси стоять?!
– Здесь есть магазины? – спросил он.
– «Перекресток». А что?
– Пить хочу. Зайдем?
– Ты зайдешь. Я постою.
– Почему?
– Не хочу. Я работала здесь.
– Ну и что.
– Не хочу.
После спектакля я бежал по эскалатору и понимал, что мои парализованные от долгой недвижимости ноги могут где-то подвести, я оступлюсь и я полечу вниз, а вслед мне будет доноситься: «Уважаемые пассажиры, будьте предельно осторожны».
Поздно. Где-то 23.07. Лифт. Лениво открывается, скрипит, арома пива и псины. Надписи про Ленку-неплательщицу из 97-й «Верни деньги, шлю…», «Поймаем, зажмем! Не бойся, свое возьмем!» Лицо ханурика маркером в три черты, реклама «Алло, пиццы» на стене, как обои и сквозь шахту лифта «What is love?» группы «Haddaway». Я не стал сдерживаться. Сказалось все – утренние трели, восьмичасовое действо, космические ингредиенты в фаст-фуде… хохотал я, как полоумный. Я слышал, как лифт проносился по этажам, и стоящие на площадке люди затихали, прислушиваясь.