Жизнь сына барина сложилась не так хорошо. Молодой барин служил на Полтавщине, где влюбился в крестьянскую девушку. Возвращаясь со службы, он взял ее с собой, однако не посмел сразу явиться с ней в барский дом, а оставил ее у крестьян в деревне в четырех верстах от дома. И уж потом сообщил своей матери неожиданную новость, что вернулся он не один, а с любушкой. Мать, как говорит предание, сняла туфли со своей ножки и отхлестала сына по щекам. Потом приказала привести девушку, как законную жену в общий дом. Но тяготилась барской жизнью украинская крестьянка: все непривычно было для нее в чужом доме. Тогда молодой барин построил молодой семье отдельный флигель, ближе к селу, у дороги. Молодая жена обсадила его сиренью и разными деревьями. Говорили про нее, что любила она ходить к крестьянам родным, а народ ее жалел и любил. Но несчастна была ее жизнь: она начала пить горькую, а потом и скончалась скоро. Ее сын Владимир, которого хорошо помнил Саша, умер раньше времени, не оставив потомства. Нелегко уживались вместе люди разных классов и слоев общества, несмотря на единую родину и веру.
А бабушка рассказывала Саше, как женили его деда. Это было характерно для того времени. Как то зимой Сашин прадед обратился к своему сыну Федору, лежащему на теплой, огромной русской печи со словами:
– Федор! Я решил тебя женить.
– На ком батюшка?
– Хочу взять дочь приказчика из соседнего села Надежду.
– Батюшка, это – рябую-то?
(Бабушка Александра в детстве болела оспою, и на хорошем личике ее остались с десяток малозаметных рябинок).
– Как? Что ты сказал?
– Я говорю рябая она.
– Да как ты посмел перечить мне? Ну-ка слезь сюда с печи!
Сын повиновался. Прадед взял от печи рогач да раза два вытянул им по спине своеумного жениха.
– Вот тебе рябая! Что, я не знаю, что ли, кого тебе выбирать? Надежда – смирная, а что рябь малость, так воду с ее лица, что ли, пить? Жить придется с нею. Душа нужна.
– Прости, батюшка! Хоть на рябой, хоть на кривой, ваша воля! – смирился сын.
И поженились. И какая она была чудная жена и мать! Преданная, смиренная, благочестивая, чистая и терпеливая женщина. Никто никогда не видел ее сердитой или недовольной. Кротчайшее существо было, как святая. И умерла свято, безболезненно, подобно нянюшке Л. Толстого.
Лошади продолжали вести Александра по дороге, уже присыпанной первым снегом. Воспоминания уступили место размышлениям. Крепостное право на Руси казалось немыслимой отсталостью общества. Как можно так жить? Почему молчит народ? Неглупый царь Александр Второй, а не понимает, как живет Европа? Или великое смирение крестьян-христиан давало народу такую огромную силу терпеть все? Или глубокая идея о суетности и скоротечности этой земной жизни давала ему мудрость философа, народа-богоносца, по слову Достоевского? Или уж данная многовековая укрепившаяся привычка повиноваться, подчиняться, во всем мириться облегчала ему сложности жизни? Или при довольстве, сытости, своеволии самих господ он видел у них те же болезни, свои страдания, грехи и беды? Или он чуял, что корни несчастий и скорбей находятся где-то глубже и неустранимы? Или просто, при своем хорошем сердце и сносной жизни, он удовлетворялся малым своим счастьем, не зная другого, лучшего, а если и видел его у господ, то не завидовал им. Но возможно, что у «дворовых» крепостных, в отличие даже от рядовых мужиков-земледельцев, постепенно вырабатывалась особая психология повиновения, терпения, примиренчества. Они были более зависимы от начальства, не только от помещика и управляющих, но и от меньшей власти. Мужики жили лучше, самостоятельнее: отрабатывали свои 2-3 дня в неделю на барина, а потом ты – сам себе господин, хозяин в семье, на скотном дворе, в огороде, в хозяйстве, в поле. Земля давала ему силу и опыт. У дворовых же, безземельных, оставался один путь: держаться места, зависеть всецело от воли владельцев, уйти было почти некуда.