-Подлый удар, боярчик! –ага, еще один нарисовался. Высокий,
поджарый, волосы пепельные а в светло-голубых глазах пляшут искры.
Вспоминай. Вспомнил.
-Не тебе, Илья Некрасович, про подлость рассуждать. Втроем на
хромого напали- так много ли в том чести?
-Ты его ударил. Палкой.
-А я всегда шелудивых дворняг, что из подворотни на добрых людей
кидаются, палкой бью. Мне оружие против псов дворовых обнажать
невместно.
-Ах ты ж- огненный шар метнулся, лишив меня рукава и здорово
опалив левую руку. А быстро пришел в себя Истомин- не так уж ему и
прилетело, похоже. Злая сила внутри рвалась наружу- но я твердо
помнил, что ее призывать нельзя. Трость лихо свистнула в руках-
теперь я бил без пощады. Мощный влажный хруст- и правая ручонка
Истомина свисла плетью, а сам он с диким воем упал на колени,
пытаясь хоть как-то унять боль в раздробленной руке. Блин, отличная
палка!
-Да что ж ты творишь! - а теперь обожгло лютым холодом. Этого
прихлебателя я так хорошо не знаю- слышал только, что Теплов. Как в
насмешку. Нет, обычной стихией меня не проймешь. Пару ударов он
вполне удачно заблокировал своей шпажонкой. Браво, Теплов, просто
браво. Только вот моя трость внятно длиннее твоей шпаги, а потому
тяжелый набалдашник влетает в раззявленый в крике рот, ломая зубы.
А пока ты выплевываешь кровь и осколки- контрольный в лоб. Чтобы и
не проломить- и выключить. Ах ты ж, сволочь! Разряд пробивает до
пяток, а в голове мгновенно вспыхивают картинки шокера и
молнии.
-А ну не мешайся в чужую драку, Илья Некрасович! Сам видел- они
напали, я отбивался только! Не с тобой я ссорился!
-Ты… на дворян.. напал!- видно было, что лживые слова даются ему
с откровенным трудом.
-Ты мне солгать можешь, Илья Некрасович! А вот себе солгать не
получится. Сподличали дружки твои- сподличали и свое получили. Что
ты меня силой приложил- на один раз прощаю, в горячках такое
бывает. Но другой уже раз тебе говорю- не мешайся в драку! Нет в
ней чести!
Да, не взлетело. Не смог Илья Некрасович Горлов удержаться,
глядя на валяющихся на брусчатке дружков-приятелей. Совестно,
видно, стало уходить невредимым от драки. Тряхнуло, словно от
слабого китайского шокера- больше разозлило, чем остановило. Верная
трость с тупым стуком прошлась по ногам, а потом тюкнула в лоб,
оборвав поток брани пополам с криками боли. Двое в отключке, и лишь
Истомин воет по бабьи, баюкая неестественно вывернутую руку. Не
успел я активировать маяк, как набежали охранители и, не спрашивая,
обрядили меня в блокираторы. В воронке было пусто и, неожиданно,
довольно чисто. Я устроился вполне удобно, прислонившись головой к
матовому окну. Раскаяния не было- да и быть не могло. Истомин со
товарищи намеренно оскорбили меня так, что сдать назад боярину
старого рода было бы не только невместно- невозможно. Странный
конфликт, странные люди, странная путаница в моей голове. Я помню,
что я сирота- это не вызывает противоречия. Но я помню и Батю –
контуженного инструктура по рукопашке, что служил в нашем детском
доме охранником. Бред. Какой такой детский дом если, мы с дедом
считай с самого рождения моего проживали в Бутурлинке-
единственойдеревеньке, которую дед оставил за собой, после того как
отец погиб, а дед выгорел. Но если Батя- всего лишь сон, то как я
тогда смог уделть троих вооруженных дворян? Вспомнился визг
Истомина- и шерсть на загривке стала дыбом, а по позвоночнику
пробежали мурашки удовольствия. Гнида! Я мог бы уже с дедом сидеть
за праздничным столом и вовсю отмечать свой первый день в этом
проклятом Корпусе. А вместо этого кукую в унылом жандармском
воронке и еще неизвестно, сколько проторчу в жандармерии. Нет,
ночевать-то они боярина не оставят- ручонки коротки. А вот дотемна
промурыжить- это как здравствуйте. Двери хлопнули и усталый воронок
несколько раз сильно дернуло, а потом ровно и уверенно потянуло
вперед. Сцепление им пора менять, вот что. Странно—в немагических
приблудах я, вроде как, и не разбираюсь- но вот точно сцепление. Из
воронка через дежурку с вертушкой переправили в обезьянник- там
мурыжили еще часа два. А потом привели в допросную с привинченным к
полу стулом.