— Ненавижу суицидников, — вдруг с чувством сказала Дана. — И
себя не любят, и другим проблем добавляют. С месяц назад тоже был
случай. На Бабурке какая-то поэтесса-неудачница решила уйти из
жизни красиво. То ли стихи ее никому не нравились, то ли горячую
воду в кране отключили.
— Веские причины, в общем, — вставил Осип. Он уже, видно, знал
эту историю.
— Надела белое платье, сделала завивку, надушилась, приладила на
шею петлю — да и шагнула из окна. Все как в ее любимых романах. Вот
только в туалет забыла сходить предварительно — так что ее соседям
снизу очень не понравилось, что у них в окне болтаются заляпанные
дерьмом ноги.
— У меня так друг умер, — сообщил лейтенант, глядя в потолок. —
Ковырялся в носу карандашом, случайно коснулся мозга и все, лег
спать навсегда. Тела так и не нашли, кстати. Я заключение, значит,
составляю, Дан?
Судмедэксперт медленно кивнула. Я в последний раз поглядел на
мертвую женщину — спокойная протоплазма, ничего больше. А ведь
совсем недавно…
— Красивая она была. Там, внутри. В своей голове.
Дана подняла на меня взгляд.
— Красота меня не возбуждает, Клим. Красота — субъективная
хрень, то она есть, то и след давно простыл… А возбуждают меня
руки. Чужие или свои — это уж как получится.
***
— Деньги я тебе завезу, наверное, завтра, — сказал Осип, когда
«подлодка» завернула с Экскаваторной ко мне на Дагестанскую. — Или
ты сам подъедешь, фиг ли. Я тебя, трутня, уже и так довез
бесплатно. А у нас в отделении всегда весело. Заезжай, правда.
— Это конечно, — сказал я. Старые воспоминания возвращались,
стуча каблучками и суча ножками. — Всегда можно и покурить, и
выпить, и занюхать.
— Да ты что, Клим, я и не нюхал-то никогда, это же вредно. Вот
по вене — другое дело.
— Повяжут тебя когда-нибудь, — сказал я, глядя вбок. Машина,
переваливаясь, как утка, медленно ползла по улице. — И чего ты
кокаин свой не пользуешь табельный?
Осип поморщился.
— Мне его запах не нравится.
Он тормознул непривычно резко, дернул лицом.
— Чувствую, Клим, твой день еще только начинается, — процедил
он, глядя на стоящую у калитки «Чайку». — Счастливо тебе, а с
деньгами потом разберемся. Свои люди все же.
Я вылез из машины, аккуратно притворил дверцу.
— А как же, Осип. Уж точно не чужие.
Из «Чайки» неспешно выбрался Светозаров.
— Неудобно, конечно, так настойчиво навязывать свое общество, —
сказал он без тени неудобства. — Но придется. Я к тебе нынче в
гости, Клим. Имеется разговор. И опять, и снова.