— У вас всегда такие. А позвонить на таксофон нельзя было?
Обкашлять общие черты сквозь изобретение подневольного царского
ученого Попова.
— Нельзя. Такие вопросы по телефону не решаются, на
коммутаторной станции тоже люди сидят… Да и вообще, чего ты
кочевряжишься? Я же не бесплатно прошу.
Я откашлялся и хотел сперва сплюнуть на покрытый имитацией
канадского бурого медведя пол, но раздумал. Светозаров сноровисто
подал плевательницу, похожую на крошечный ночной горшок, я прижал
ее ко рту, сделал все, что нужно, нажал кнопку «старт» и проследил,
чтобы она снова стала зеленой.
— Насколько сильно не бесплатно?
— По тарифу, — строго сказал зампред. — Информационные услуги
первой категории, с коэффициентом. Плюс по выполнении премию
выпишу… нет, ты же внештатный сотрудник… ну, значит, конфискатом
возместим. Дефицитный подберем какой-нибудь, арабский — девочкам
своим подарок сделаешь, они давно заждались.
Это он, типа, нанес удар ниже пояса: «мы про тебя, олуха, все на
свете знаем! И даже про баб твоих, с которыми ты во грехе живешь,
извращенец!» Удар был, конечно, чудовищной силы, даже странно, что
у меня от него ничего не оторвалось и по полу не зазвенело.
Интересно, что бы на такое обвинение ответил товарищ Ленин и
товарищ Маяковский со своими многочисленными пассиями?
— Я еще ни на что не соглашался, — кротко сказал я, глядя в
окно. Из-за ультраполяризованного стекла, внешняя жизнь выглядела
как черные громады над черными громадами поверх черных громад с
редкими мертвыми огнями внутри — Набоков бы наверняка покрутился
сейчас в гробу и почесал сморщенную лысину. — Но чисто из
любопытства… Что вам там, очередного шпиона империализма
расколоть?
Светозаров дернул уголком рта, отставил чашку обратно на стол, и
я сообразил, что он нервничает. А когда нервничает первый
заместитель председателя заржавского исполкома, это довольно
скверный признак.
— Шпионов мы… сами, — неловко сказал он. — Да их и мало в
последнее время. Нет, нужно… в общем, чтобы ты продемонстрировал
свои способности. Медикаментозно, так сказать, продемонстрировал, в
полную силу. Короче, говоря, снова сделал себе инъекцию.
— Опять от нанитов разноцветные глюки ловить? Радоваться трещине
на стене и смеяться как идиот посреди полной комнаты хмурых
душегубов? Космос Иваныч, при всем уважении — на хрен, я уже давно
завязал. Печень не железная. И мозг, что особенно важно, тоже.