— Мой ответ: нет. Вы ни к тому обратились,
Светлана. Я привык вести иначе свои дела. Николай, — он перевел взгляд на
помощника и дал знать, что наш разговор окончен, — проводи ее.
Я покидала его дом как побитая собачонка. Стыд,
обида и даже гордость, которую мне пришлось переступить, говорили во мне, за меня!
Как так? Как же так?!
Остановившись на обочине возле поля, я вышла
из машины, спотыкаясь о гравий. Я почувствовала, как от волнения подкатывает
тошнота. А легкие упорно отказывались принимать кислород.
Отдышавшись, я стянула с себя обувь, пока не подвернула
ноги. Крепко ухватившись за шпильки, бросила туфли вперед. Они тут же утопли в
море подсолнухов. Все было засажено ими. Казалось, что у поля нет конца. И мне
хотелось идти и идти вперед, чтобы затеряться где-нибудь там… навсегда.
Недолго думая, я спустилась вниз. Узкое платье
мешало делать нормальные шаги, сковывая движения ног. Ухватившись за подол, я
со всей злости рванула его по шву.
От отчаяния мне хотелось кричать! Но за
бесконечным потоком слез и рыданий у меня не было на это сил. Запнувшись за
какую-то торчащую палку, я рухнула вниз, ударившись коленом об острый камушек.
Боль пронзила мое тело, но даже она не шла ни в какое сравнение с той болью,
что творилась в моей душе.
— Почему?.. Почему?!
Сидя в уютном ресторане, я с болезненной
завистью смотрела на влюбленную пару. Они оба светились от счастья. Парень
кружил свою девушку, а собравшиеся вокруг сотрудники заведения радостно кричали
и аплодировали.
— Как их зовут? — я обратилась к подошедшему
официанту и указала на парочку. — Кажется, будто вы все с ними знакомы. Они —
ваши постоянные гости?
— Это наша бывшая управляющая Вера и Марк, сын
учредителя. И он только что сделал ей предложение.
Интонация парня мне понравилась, он отзывался
о влюбленных очень тепло и по-доброму.
Я открепила листочек с рисунком из своего
блокнота, написала Марку и Вере искренние пожелания, и передала официанту.
— О-очень похожи! Им понравится! Вы что,
художница?
— Так, калякаю, — я улыбнулась ему и перевела
взгляд к своему спутнику, который появился в дверях ресторана.
Один сморщенный вид этого мужчины вызывал у
меня отвращение.
Мой опекун никогда не разговаривал рядом со
мной по телефону. И сейчас, договорив, он возвращался за наш столик. От него
ужасно пахло табаком и омерзительным одеколоном. Пока его не было, я с трудом
выбила этот запах из легких, а он, присаживаясь за стул, вернул это облако
вони, отбивающее аппетит, обратно.