И теперь все подъезды к дому были
перекрыты силами полиции. Шельгин приказал никому не лезть, пока не
будет дана отмашка лично им самим. Сам майор занял место в
оперативном автобусе, а члены отдела контролировали ближние подходы
к дому.
Время было далеко заполночь, но жизнь
в малине вовсю кипела: играла громкая музыка, слышался женский
смех, кто-то периодически выходил на улицу покурить или отлить в
ближайшие кусты.
Ребята из отдела начинали нервничать.
Еще бы, умотались за последние дни. Егоров, вон, совсем поник,
Максимов старается выглядеть бодрым, но видно, что дико устал,
Лурье и Гранин, как более опытные, внешних признаков усталости не
выказывали, но и они уже хотели финала истории. Впрочем, советовать
Шельгину, когда и каким образом действовать, никто и не думал.
Начальник здесь один – майор, и никакой демократии.
На втором этаже загорелся свет сразу
в двух комнатах.
– Готовятся спать, – негромко
констатировал капитан Лурье. – Или же устраивают тех, кто успел
ужраться.
– Запасов у них еще с лихвой, но мы
тянуть не будем, – решил Шельгин. – Еще пять минут и начинаем, а то
конкуренты не вытерпят.
Да, хоть операция и был его личной
инициативой, но вмешаться мог кто угодно со стороны: прокурорские,
смежные ведомства, да хоть «старшие братья», мало ли что им вдруг
померещится за серыми стенами.
– Начали! – приказал майор по рации,
и захват начался.
В дом входили двумя группами. В
первой сам Шельгин, на подстраховке опытный Лурье. Во второй:
капитан Гранин, лейтенант Максимов и младший лейтенант Егоров,
которого все называли Молодой.
В нижнем холле Лурье сходу вырубил
пьяного в хлам мужика, привычно перевернул его на живот и
наручниками сковал руки за спиной. Даже не стал затыкать ему рот –
пусть орет, когда очнется, но уже будет поздно.
Банда Калины насчитывала четверых,
включая самого Никиту – главу группировки, ее идейного лидера и
вдохновителя.
В коридор, громко хохоча, вывалились
две девицы. В руках – бокалы с шампанским, из одежды – неприличный
минимум, на лицах – столь же неприличный максимум косметики.
Вульгарные, но доступные – так охарактеризовал их про себя Шельгин.
Девицы искали уборную, но увидев группу чужих мрачных вооруженных
мужчин, испуганно замерли на месте.
Тут и тройка капитана Гранина зашла в
коридор с обратной стороны, миновав пустовавшие комнаты. Гранин,
сурово глядя на проституток, приложил палец к губам, призывая к
тишине, а для наглядности показал пистолет. Убедил ли девиц ствол
или же мощная фигура капитана – неизвестно, но они тут же
заткнулись, как рыбы на льду, только отчаянно дышали и пялили глаза
на происходящее.