— Потом, когда мне исполнилось десять, я больше стала напоминать
мать в ее подростковые годы. Начала созревать, так сказать. А она
была очень красивой раньше, знаешь? До того, как стала принимать
наркотики, бухать, трахаться с кем попало и получать побои. Это
стало проблемой, учитывая то, чем она занималась, «работая» на
дому. Я закрывала дверь в комнату по ночам, старалась отстраниться
от звуков за стенкой, но… что эта фанерная рухлядь, которая по
недоразумению называют дверью, могла противопоставить взрослому
мужику, очень раздосадованному и пьяному вдрызг? Ничего. — Кэрол
достала из сумочки бутылку воды и смочила пересохшее горло. Думаю,
ей просто нужен был небольшой предлог для паузы, чтобы собраться с
мыслями. Девушка перевела взгляд на свои покрытые красным лаком
ногти, погружаясь глубже в меланхолию.
— Меня спасло лишь то, что у этого ублюдка был до смешного
маленький член. Иначе не знаю даже, какие последствия для здоровья
он бы мне оставил на память. Знаешь, его даже можно понять. Мужик
заплатил деньги за то, чтобы получить удовольствие, а с его
размерами и «опытностью» моей мамаши, для него это наверное было
все равно что совать свой стручок в бездонную бочку. Она еще и
отрубилась в процессе, похоже. Короче, одно сплошное разочарование.
Вот он и решил компенсировать все за счет дочери шлюхи. Я не буду
рассказывать, как все это было, противно даже вспоминать, но зато
он оставил деньги мне, а не этой наркоманке, и на утро страшно
раскаивался, умолял никому не рассказывать. Совестливый попался.
Повезло. Иной бы удавил подушкой и был таков. Я согласилась. Что
еще мне оставалось? За еще большее количество денег, разумеется. Я
уже тогда хорошо понимала их волшебную силу. Они были жизнью в
прямом смысле слова, ведь если меня опять попробуют заморить
голодом и жаждой, то я смогу обменять эти бесполезные цветные
бумажки на такую необходимую пищу и воду, чтобы продолжать жить.
Тогда я уже начинала задумываться, а ради чего я, собственно,
вообще продолжаю сопротивляться и цепляюсь за жизнь изо всех
сил?
Постояв в молчании несколько минут, Шарпхарт повернулась ко мне
лицом и заглянула в глаза снизу вверх. Не знаю, что она там хотела
найти в них, ведь у меня и зрачок-то трудно отыскать в этой
непроглядной черноте… Сочувствие ли, жалость, или же презрение, но
видимо что-то нашла, что ей понравилось, а не разочаровало. По
крайней мере, я могу точно сказать, что презрения там не было
точно. Я сам плохо понимал, что чувствую сейчас. Снова начали
резонировать между собой личности Александра и Амоса, приходя к
консенсусу чувств. В данный момент мы испытывали одно и то же, хотя
и не могли выразить это словами. Кэролайн прикрыла глаза и
продолжила свою мрачную историю.