Самый главный мамин секрет раскрылся гораздо раньше: Сэмюэл тогда был еще мал и забрасывал родителей дурацкими вопросами. (“А вы когда-нибудь забирались в вулкан? А ангела видели?”) А может, потому что по наивности еще верил в сказки. (“А люди могут дышать под водой? А все олени летают?”) Или же ему просто хотелось, чтобы на него обратили внимание и похвалили. (“А ты меня очень любишь? Правда я самый лучший ребенок на свете?”) Или же уточнял свое место в мире. (“Ты всегда будешь моей мамой? А ты была замужем до того, как вы с папой поженились?”) И вот когда он задал этот последний вопрос, мама выпрямилась, бросила на него серьезный взгляд с высоты своего роста и пробормотала: “Ну вообще-то…”
Но так и не договорила. Сэмюэл ждал, но мама замолчала, задумалась о чем-то, и лицо ее приобрело холодное и отстраненное выражение.
– Так что вообще-то? – спросил Сэмюэл.
– Ничего, – ответила мама. – Просто.
– Так ты уже была замужем?
– Нет.
– А что ты тогда хотела сказать?
– Ничего.
Тогда Сэмюэл решил спросить у отца.
– А мама была когда-нибудь замужем за другим?
– Что?
– Ну я подумал, вдруг у нее когда-то был другой муж.
– Нет, не было. Ничего себе мысли! И как тебе такое в голову пришло?
Но что-то с ней случилось, в этом Сэмюэл не сомневался. Что-то серьезное, если даже сейчас, столько лет спустя, мама об этом думает. Иногда на нее что-то накатывало, и она замыкалась в себе.
Концерт меж тем шел своим чередом. Старшеклассники и старшеклассницы исполняли программные произведения, которые может сыграть любой учащийся выпускного класса музыкальной школы: короткие пьесы на пять-десять минут. После каждой раздавались громкие аплодисменты. Приятная легкая тональная музыка, в основном Моцарт.
Затем начался антракт. Зрители встали и разбрелись кто куда: на улицу покурить, к столу с закусками – за сыром.
– И долго ты играла в оркестре? – спросил Сэмюэл.
Мама изучала программку и притворилась, будто не услышала.
– Сколько же лет твоей подруге?
– Как мне, – ответил Сэмюэл. – Она тоже в шестом классе.
– И выступает со старшеклассниками?
Сэмюэл кивнул.
– Она здорово играет.
Его охватила гордость, словно любовь к Бетани придавала ему важности. Словно его награждали за ее достижения. Ему никогда не стать гениальным музыкантом, но его может любить гениальная музыкантша. Таковы прелести любви, подумал Сэмюэл: успех Бетани – это, как ни странно, и его успех.