Птеродактиль
первым делом, стоило его пасти освободиться, раззявил ее максимально широко и
издал душераздирающий крик такой громкости, что после него еще с минуту звенело
в ушах. После первого, самого громкого последовало еще несколько значительно
тише, и уже после он принялся жадно пить. Лишь напившись, зверь обратил внимание
на мясо.
Мне
было невероятно интересно, как же Тарскони заставит зверя снова перевязать
пасть. Вот птеродактиль доел и, еще жуя последний кусок, попятился от мужчины.
Но и тот не зевал. Вытянул перед собой ту самую заостренную палку и слегка коснулся
бока зверя. Я широко распахнула глаза, потому что в месте касания даже с моего
места видна была голубоватая вспышка. Птеродактиль снова взвыл и забил
крыльями. Тарскони снова продемонстрировал ему палку, и зверь покорно захлопнул
пасть, позволяя мужчине себя связать.
Мне
стало безумно жаль этого зверя. Что за жизнь он влачит? Не могла оторвать от
него глаз даже тогда, когда все было кончено и начальник лагеря, забрав
опустевшие ведра, направился к центру Жахжены. Мужчина не обратил на меня
внимания, а вот птеродактиль словно почувствовал мой взгляд. Посмотрел прямо на
меня. От его пристального внимания даже мурашки по коже побежали. Во взгляде
крылатого животного была мука и мольба.
-
Ты снова за свое? – одернула меня Ильшани, выводя из своеобразного транса, в
который я невольно погрузилась, меряясь взглядами с птеродактилем. – Пошли,
ужин скоро!
Я
чувствовала себя такой же пленницей, как и этот несчастный зверь. И пусть я не
связана по рукам и ногам, это лишь оттого, что не представляю физической опасности.
Во
время еды я вспоминала ту пару, что прибыла днем. Мужчина, как мне кажется,
просто их сопровождал. Убеленный не совсем еще старик явно приходился Тарскони
родственником, ну или близким другом. Сужу по тому, как они здоровались и
общались. С Аравием Тарскони держался хоть и накоротке, но все же высокомерно,
по-хозяйски. А вот с тем мужчиной они обменялись хлопками по спине, а в конце
даже обнялись.
Я
так поняла, что роль мужчины заключалась как раз в том, чтобы привезти сюда
высокородную пару. К мужчине все, включая Тарскони, обращались «халишер», а к
девушке «иттани». Ильшари немного недоуменно пояснила, что таково обращение к
высшим родам. Что за высшие рода она пояснить не успела, что-то нас прервало.
Выходит, и Аравий, и Тарскони – тоже те самые «высшие», как и их гости.