Когда родителям стало ясно, что дальше сидеть с няней мне
невыносимо скучно, на семейном совете приняли решение отправить
меня в лабораторию к маме. Завороженная с первых минут таинственным
светом и отблесками ламп на батарее пробирок и колб, я радовалась
произведенной замене.
Позже, подростком, часами просиживая в Библиотеке Центрального
медицинского корпуса, просматривая один кристалл за другим с
научными фильмами, лекциями и операциями, я жадно впитывала в себя
тонны информации. И кто сказал, что это неподходящее занятие для
гимназистки? Да и мама, кажется, вздохнула с облегчением, когда я
покинула ее святилище и осела в библиотеке. Никто больше не осыпал
ее сотнями вопросов и не лез в электронный микроскоп.
Со сверстниками не задалось. Как и с дружбой. Что еще больше
подтолкнуло меня целиком погрузиться в учебу, не размениваясь на
близкие отношения, не приносящие ничего кроме страданий и глубокого
разочарования.
Со временем я перебралась в Общую хирургию под присмотр отца и
деда. На Первой орбитальной станции не было отделения
нейрохирургии, поэтому, когда возникала острая необходимость и
пациента не успевали отправить на Землю, все выполняли здесь. А я,
в свою очередь, не упускала возможности наблюдать за всеми
манипуляциями из демонстрационного зала. Студенты и врачи давно
привыкли к моему неизменному присутствию над своими головами.
Никто не удивился, что после Гимназии я улетела на Землю
поступать в Медицинскую Академию.
И вот, спустя годы, стоя над очередным пациентом с ионным
скальпелем в руках, я чертовски довольна собой. Реальность
оказалась куда круче детских грез. Травмы, опухоли, аневризмы.
Теперь, в операционной, я часто хотела только одного. Наконец-то
попасть в уборную.
― Доктор Рай! Доктор Рай! ― доносится приглушенно, словно
издалека. Звуковой фантом, навеянный ветром?
Веки печет, и каждый вздох больно царапает горло. Проклятый
песок везде! И как же хочется пить! Рядом с лежаком, не открывая
глаз, на ощупь нахожу металлическую кружку с жалкими остатками
воды. Сипло выдохнув, облизываю высушенные губы с глубокими
трещинами. Становится все жарче. Недолго думая, трачу последний
глоток. Или он просто испарится.
Сегодня я не хочу вставать. И возможно, завтра тоже. Мне некуда
спешить.
Я не сплю. Но при любой возможности берегу оставшиеся крупицы
сил. Никуда не надо? Порядок. Значит, буду лежать. Нескончаемый
жар, извергаемый Белым светилом, превращает каждый день на этой
планете в горячечный бред. Когда не понимаешь, какой день по счету.
Или месяц. И в конце концов это становится неважным.