Заказав из соседней пиццерии пиццу, чтобы хоть как-то поднять себе настроение, она взяла записную книжку Богдана и прошлась по его знакомым. Когда курьер принес еду и она съела пару кусков, настроение чуть улучшилось, и Олеся принялась обзванивать друзей покойного мужа. Все выражали соболезнования, а когда она сообщала, где и когда он будет похоронен, почти все говорили, что это рабочий день и они постараются прийти, но не обещают.
Эти равнодушные люди разозлили Олесю еще больше, чем место захоронения покойного мужа, и, когда она поняла, что почти никто не придет, от бессилия расплакалась.
Успокоилась она только спустя час, но все равно на глаза периодически накатывали слезы, когда она вспоминала последний день Богдана.
Олеся еще валялась в постели, когда он зашел в комнату и, чмокнув ее в щеку, спросил:
— Какие планы на день?
— У меня брови в шесть. Забери меня с Пражской к восьми.
Богдан бросил на нее тяжелый взгляд.
— Что? — не поняла девушка. — Тебе трудно забрать любимую жену?
— Мне совсем не по дороге, — попытался оправдаться Богдан.
— То есть любимая жена должна добираться на метро? Или с каким-то чукчей в такси? — она удивленно на него посмотрела.
— Хорошо, — махнул он рукой.
— Вот и славно. Давай я тебя за это поцелую? — она притянула мужа за лацкан пиджака к себе и чмокнула в щеку. — До вечера.
И зачем ей только приспичило ехать на Пражскую в салон красоты. Это Мирослава виновата! Это она вбила Олесе в голову, что ей срочно нужны новые брови. И только ее бровист делает такие, какие и модно, и красиво. Да, это она, любимая подруга, убедила Олесю и записала на единственное возможное время. А ведь если бы не эти чертовые брови, Богдану не нужно было приезжать за ней и они бы не возвращались по МКАДу домой.
Нет, все-таки Богдан был замечательным мужем: готовил еду, баловал Олесю, любил… Это было ключевое слово — он ее любил. Сильней, чем родители. Сильней всех на свете!
Олеся заскулила. Нет, надо прекращать думать об этом, а не то она сойдет с ума.
С такими мыслями девушка заснула, а проснулась опять засветло. Крутилась, вертелась, представляла, как она будет одна стоять у гроба, и слезы снова наворачивались на глаза.
Ровно в шесть она не выдержала и набрала телефон Андрея:
— Прости, — тихо заскулила она в трубку.
Андрей молчал.