– Студент, – ответил Николай.
– В империи учился?
– С чего ты взял?
– Говоришь не так, как мы, слова
другие, – хмыкнул Владислав. – У нас балакают иначе. Ладно, Коля.
Собери трофеи, а я поесть чего соображу. В животе урчит.
Оба занялись работой. Несвицкий
собрал и перетащил в траншею автоматы, кирасы, шлемы и другую
амуницию. Заодно «проконтролировал» двоих тяжелораненых
штурмовиков. После того, что он сегодня видел, щадить не собирался.
К тому же Гулый пояснил: иностранцев, воюющих за «пидарасов», в
плен ополченцы не берут – принципиально. Пока Несвицкий собирал
трофеи, Владислав затеплил костерок, открыл две банки с тушенкой и
разогрел на огне. На маленькое полотенце положил две ложки и
нарезанные ломти хлеба.
– Присаживайся, Коля! – позвал
напарника. – Поешь. Жаль, нечем помянуть ребят.
– Держи! – Несвицкий сунул ему в руки
флягу.
– Что это?
– По запаху вроде как коньяк. Был на
поясе у одного из немцев.
Гулый открутил у фляги пробку,
понюхал, а потом глотнул.
– И впрямь коньяк! Шикарно живут
немцы, – заметил с осуждением.
– Теперь уж больше не живут, – сказал
Несвицкий.
– Молитву знаешь? – поинтересовался
Гулый. – Заупокойную?
Николай кивнул.
– Прочти, а то я только «Отче
наш»…
Несвицкий подчинился. Пока ее читал,
Гулый молча слушал и крестился.
– За мужиков! – сказал, когда
напарник смолк и поднял флягу. – Призри их, Боже, в Царствие своем.
За братьев головы сложили. Вечная им память!
Он глотнул из фляги и протянул ее
напарнику. Несвицкий отхлебнул. Ароматный дистиллят скользнул по
пищеводу, наполнил теплотой желудок, во рту оставив послевкусие
ореха и ванили. Зверски захотелось есть. Отставив флягу, Николай
взял ложку и зачерпнул из банки кусочек мяса заодно с бульоном.
Бросил в рот и прожевал.
– Как вкусно! – удивился.
– Специально для ополченцев делают, –
пояснил напарник. – Телятина в бульоне. В продаже такой нет.
Николай кивнул, отломил от ломтя
кусочек хлеба, бросил в рот. Затем опять черпнул из банки. И не
заметил, как очистил ее полностью.
– Ты, поди, из благородных? – спросил
напарник, когда он отодвинул пустую банку.
– С чего ты взял? – спросил
Несвицкий.
– Ешь не так как мы, – хмыкнул Гулый.
– Скибку[1] не кусаешь, а отламываешь от нее кусочки. Из ложки ты
не сербаешь, а аккуратно вкладываешь ее в рот.
– Так научили, – ответил Николай.