— Сто восемь снов, сто восемь дней, сто восемь страстей, сто
восемь жизней и сто восемь смертей, — перечислял Хоу И, — что ты
понял, пережив их? Чего возжелал более всего?
Голос снова шел изнутри Яна. Теперь парень находился в
собственном теле, в первый раз за все сто восемь наваждений. Его
тело парило во тьме. Он почесал макушку — небожитель до этого не
задавал ему вопросов. Пришло время для беседы. На вопрос всегда
нужно найти ответ — это означало, что Яну пора вспомнить те
чувства, вспомнить прожитое.
Тьма начала изменяться, в ней стали проявляться прожилки, затем
трещины, из них лилось золотое сияние. Когда темнота треснула до
основания и посыпалась, словно осколки стекла, всё залил свет, от
него некуда было деться и нельзя — отвернуться. Яркость достигла
предела, и Ян закрыл глаза.
Вдоль стройного ряда домов проходила вымощенная кирпичом дорога
с идеально подогнанными друг к другу блоками, по бокам в них были
выдолблены желобки, по которым сливали нечистоты.
Скрывшись в тени здания, он сидел на холодном камне, подтянув
под себя культи, оставшиеся от ног. Шрамы давно перестали
напоминать о себе, ведь с последнего сражения минули годы.
Из соседнего окна вылили ведро помоев, брызги долетели до его
лица, в нос ударил неприятный запах гнили. Но ему было не привыкать
— такова жизнь всеми забытого ветерана.
Оставалось только вытянуть руку и просить милостыню у прохожих,
ведь теперь он не герой, а грязный попрошайка. Тонкая кожа обтянула
предплечье и кисть, показывая каждый изгиб и костяшку. Люди
проходили мимо, старались не смотреть ему в глаза. На их поясах
позвякивали связки медных монет.
Когда солнце уже начало клониться к закату, к нему подошли люди.
Несколько человек обступило его, в руках у них были дубинки. Один
из них выкрикнул: «Пора убирать мусор!», замахнулся и ударил, к
нему присоединились остальные. Ветеран знал, как поступить — он
закрыл голову руками, вжался в камень, выжидая, когда его мучителям
надоест играться с калекой. Они были всего лишь толпой малолеток с
никудышно поставленным ударом. Их палки жалили его кожу, но не
ломали кости. Ещё несколько ударов и у них началась отдышка, теперь
в него летели плевки, а значит, скоро всё закончится.
Так ему казалось, но годы боевой славы давно минули и вместо
крепкого тела у него остался только скелет, обтянутый кожей. То,
что раньше было всего лишь царапиной, сейчас оказалось смертельной
раной. Его чувство боли притупилось, возможно, и вовсе пропало
после долгих лет жалкого существования на грани жизни и смерти.
Мучители ушли, оставив попрошайку захлебываться в луже собственной
крови. Рядом приземлился ворон. Птица вопросительно склонила голову
на бок, будто интересовалась: «Всё ли с тобой в порядке, добрый
человек?», не дождавшись ответа, она начала выклевывать ему глаза.
Опустилась тьма.