– Дружочек, не слишком ли ты
настойчив сегодня? – уже не столь весело, как в прошлый раз,
проговорила Даша, сталкивая его голову со своих колен.
– Прости, – только и смог выговорить
юноша, и в следующий миг сверху на него обрушилась Диля,
поставившая таким образом жирную точку в своем диком танце.
… – Прошу высказываться по очереди, –
предложил Вербицкий помощникам. – Галя? – посмотрел он на
Измайлову-старшую, занимавшую первое из пяти кресел – слева от
входа.
– Никогда всерьез не верила в
существование инопланетян, – рассеянно глядя куда-то вдаль – между
Андреем и Олегом – проговорила та. – И уж тем более в добреньких
инопланетян, спасающих несчастных землян от космических ужасов. Но
должна признать, что иного разумного объяснения всему происходящему
с нами у меня нет. И дело даже не в невесомости – в медотсеке. Это
не земная техника, я уверена.
– Ясно, – кивнул капитан. – Тёма? –
перевел он взгляд правее, на второго своего помощника.
– А меня как раз невесомость убедила,
– ненадолго перестав жевать, сообщил тот. – Да, в земных условиях
ее можно имитировать: например, в самолете, летящем по
баллистической траектории. Я читал, так космонавтов тренируют. Но,
во-первых, состояние невесомости в этом случае не продержится
дольше тридцати секунд – а мы летали минуты три, не меньше.
Во-вторых, ему будут предшествовать и следовать за ним весьма
значительные ускорение и торможение – и неизбежно связанные с ними
перегрузки. И в-третьих – ни в один известный самолет наш «Ковчег»
просто не поместится. Так что, если мы не в космосе – значит,
просто спим и видим сон.
– Один на всех? – усмехнулся
Вербицкий.
– А я не знаю, что снится вам, –
пожал плечами Тёма. – Вот мне снитесь вы – и невесомость.
– О’кей, – проговорил Андрей,
поворачиваясь к Олегу. – Твой черед.
– В детстве всерьез мечтал, чтобы
меня похитили инопланетяне, – проговорил юноша, пряча растерянность
и – надо честно признаться – затаенный страх за легкомысленной
улыбкой и небрежным тоном. – Осторожнее надо бы с мечтами: сбудутся
– наплачешься… Мы не на Земле – мне кажется, это уже совершенно
очевидно. Но вот почему мы здесь? Точнее: зачем? Спасены, чтобы
возродить человечество? Пятнадцать Адамов и пятнадцать Ев?
– Уже четырнадцать Адамов, – поправил
Вербицкий. – Или, скорее – четырнадцать Ноев, раз уж это
«Ковчег».