— Он тебя не тронул? Риш, тронул? — она замотала головой. — Всё,
всё едем домой. Сначала ко мне.
— Приказано было…
— Я помню, но вы отвезёте нас ко мне на квартиру. Ей надо
успокоиться и прийти в себя. — шикнула на мужчин.
Привезли нас всё же по моей просьбе на квартиру. Я расстелила
плед у дивана на ковре, и как в юности, мы уселись на него,
закутавшись, чтобы поговорить.
— Моя жизнь — полное дерьмо. — после долгого молчания выдала
Рина. — Сначала я переспала с незнакомым мне мужиком, а теперь он
опозорит меня на весь город. Рома меня не простит.
— Простит. Он любит тебя. У вас двое замечательных детей.
— А третий не от него. Боже… он завтра узнает обо всём из
газет.
— С чего ты взяла, что узнает? Может всё…
— Не обойдётся. Долотов обещал мне это. Либо я ухожу с ним,
рожаю, оставляю ему ребенка и иду на все четыре стороны, либо нет и
меня будут полоскать все СМИ.
Она судорожно вздохнула, а я обняла её.
— Ты отказалась? — короткий кивок в ответ. — Ну и сволочь он.
Предложил жить с ним пока не родишь, а потом бы выставил тебя за
дверь? Без ребенка? Идиот.
Ответом послужили рыдания Рины.
Сумасшедшая ночь продолжалась. Папа был недоволен тем, что я на
квартире. Мама переживала за нас с Риной, но я успокоила её, что
всё в порядке, мы обе дома, в безопасности. Звонил Тамерлан,
узнать, как мы. Я поняла по разговору, что рядом с ним был Демид.
Звонил Рома, переживая, почему Рина не брала трубку и не отвечала
на сообщения.
Я не смогла ему толком ничего сказать. Если угрозы Долотова
будут настоящими, то завтра Рину и Романа ждут серьёзные
испытания.
— Может надо позвать его? Вы поговорите?
— Я не могу. Он не простит… не простит…
— Он ведь любит, тебя, Рин.
— А ты… ты ведь тоже любишь Демида. Простила ты его?
Я не нашлась, что ей ответить. И ситуации кардинально разные, но
суть одна. Очень тяжело прощать, даже если сильно любишь.
Роман всё же приехал. Узнал всё от кого-то, где мы. Я не хотела
его пускать, боялась, что устроит подруге лишний стресс, она итак
вся перепугана и переживает.
— Я люблю её. Думаешь, я способен причинить её плохое? — он
стоял в подъезде. Только с самолета, в расстегнутом пиджаке. Волосы
чуть взъерошены, но внешне относительно спокоен. Относительно,
потому что глаза его выражают обеспокоенность.
— Она очень переживает. — тихо говорю ему. — Боится, что ты
уйдешь, заберёшь детей. Она любит тебя, Ром.