У меня почти всё получилось, но новый сторож решил провести обход. Он толкнул дверь коморки как раз в тот момент, когда я приложил лезвие к вене.
— Это ты зря, парень, — сурово посмотрел на меня мужчина, заходя и отбирая нож. — Уверен, что хочешь сделать себе больно?
— Наоборот, — пискляво крикнул я, пряча руки за спину. — Я хочу прекратить побои и унижения.
— Знаешь, трусом быть легко, — покачал он головой, присаживаясь передо мной на корточки. — А ты попробуй стать смелым.
— Как? Я слишком слаб, — признался шёпотом.
— Приходи ко мне после ужина. Будем делать тебя сильным.
С тех пор я каждый вечер бежал к нему в служебное помещение, а он открывал мне дорогу к спорту. Дядя Саша стал отцом, которого у меня никогда не было, и я любил его как должно любить хорошего отца.
Он заставлял меня закаляться, учил самообороне, позже боевым искусствам, объяснял свою философию жизни и избавлял от кошмаров. Пока никто не видел, дядя Саша подкидывал мне новые вещи и хорошие витамины, подкармливал домашней едой, приготовленной его женой, тётей Соней.
Мне было двенадцать, и я давно мог постоять за себя, когда Саша с Соней решили заняться моим усыновлением. Они собрали необходимые документы, прошли кучу тестов и собеседований, приготовили в квартире комнату для меня. В своих мечтах я уже жил с ними, но им не суждено было сбыться.
В маршрутку, в которой Саша с Соней ехали со свидания со мной, на полной скорости влетел грузовик, превратив микроавтобус в покорёженную груду железа. Не выжил никто, погибнув в той мясорубке мгновенно.
Рената
— У вас будет мальчик. Смотрите, вот его пипирочка, — восторженным голосом вещает узист, тыкая курсором в серо-чёрные пятна на мониторе. То ли у неё такая манера подачи информации, чтобы быть причастной к чуду, то ли не все дома. — Двадцать две недели, развитие в норме, патологии не выявлено...
Моё первое УЗИ, где я могу различить ручки, ножки, голову и тельце в общем месиве тёмных красок. Рассмотреть наличие мужских признаков не получается, но для меня пол совсем неважен. Главное, в моём животе частица Андрея. По крайней мере, я запрещаю себе и кому-либо думать по-другому.
— Дрон всегда хотел сына, — Давид накрывает мою кисть своей и слегка сжимает пальцами. В его голосе проскальзывают хриплые нотки, говорящие о волнение. — И полную семью для него.