— Приехали, — глушит двигатель Давид и выпрыгивает, хлопнув дверью.
Пока он обходит автомобиль, я отстёгиваю ремень и собираю в кучу мысли. Что-то последнее время я часто стала зависать на прошлом и на вопросах этики. Отсутствие солдафонской муштры и физической нагрузки запускают беспорядочный мыслительный процесс, пугающий своими выводами.
— Давай помогу, — подаёт руку Дав и легко стягивает меня с сидения, осторожно ставя на землю. — Совсем ничего не весишь. Пойдём, буду тебя откармливать.
Его непринуждённый тон и кривоватая улыбка возвращают меня во времена, когда я только поступила к нему в отряд. Тогда Дав тоже обозвал меня доходягой и указал Дрону, что мне стоит набрать килограмм пять. Так на завтрак у нас появились сдобные булочки, к которым я пристрастилась и нарастила зад.
— Знаешь, здесь за углом пекарня, — сглатываю вязкую слюну и глажу живот. — Андрей каждое утро покупал улитки с заварным кремом и изюмом, покрытые белым шоколадом. Кажется, меня вырвет, если срочно не съем булку.
— Поднимайся домой, а я организую тебе калории, — щёлкает сигналкой Давид и подталкивает меня к подъезду.
Прислонив таблетку к домофону, оборачиваюсь и провожаю взглядом Анжиева. Он идёт размашистым шагом, параллельно тыча пальцем в экран телефона. Теперь улыбаюсь я, на мгновение тая от его заботы. У моего малыша будет хороший крёстный отец, способный воспитать настоящего мужчину.
С этими лёгкими мыслями я жму на кнопку лифта, погружаясь в предстоящее материнство. Мальчик… Надеюсь, он будет похож на Андрея.
Пока Давид осуществляет набег на пекарню, я успеваю принять душ, поставить чайник и переодеться в длинную майку и лосины. В них я выгляжу ещё тоньше, а мой живот больше. Анжиев застаёт меня крутящейся перед зеркалом и выпячивающей вместилище малыша.
— Нормальную еду доставят через тридцать минут, — ухмыляется Дав и протягивает мне объёмный пакет, пахнущий ванилью.
Я киваю, отворачиваюсь и иду на кухню, ощущая, как щёки заливает яркий румянец, расползающийся по шее и груди. Дура! Докривлялась! Поставила себя в неловкое положение!
— Тебе идёт эта майка, — доносится мне в спину. — В ней ты такая домашняя и беззащитная.