В гробовой тишине у правого уха прожужжала муха, показалось, что
тени в углах, разбуженные этим звуком, зашевелились и потянулись ко
мне. Стало жутко, я развернулся и поспешил покинуть комнату. У
выхода споткнулся о полотенце. «Кто-то специально заткнул щели,
чтобы мухи не добрались до трупа», - подумал я, минуя коридор
быстрым шагом.
Морщась от вони, потянулся к рукоятке входной двери. За
мгновение до того,как ее коснулся, дверь распахнулась и в квартиру
ворвалась маленькая сгорбленная старуха. В ее воспаленных широко
распахнутых глазах стоял ужас, голова поворачивалась на жужжание
мух. На меня она не обратила внимания, словно я был частью
интерьера.
- Опять эти проклятые мухи, - она с грохотом захлопнула дверь. -
Ты слышишь их, Паша? Я сейчас. Сейчас, дорогой, не бойся. Я не дам
им съесть тебя. Паскудные мухи, - шипела старуха, скидывая галоши и
семеня по дорожке босыми ногами с шишками на пальцах. Я прижался к
стене, не смея шевельнуться.
- Ай-ай-яй-яй, - послышался тонкий истерический визг. Хлопнула
дверь в спальню, и старуха исчезла. Ступая на цыпочках, я вышел из
квартиры и плотно закрыл за собой дверь.
Когда я вернулся домой, спасателей уже не было. Второй подъезд
так и остался под завалом. Я сомневался, что кого-то нашли, просто
поняли, что их возня бесполезна, и убрались.
В квартире меня поджидал Андрей. Я знал, рано или поздно он
обязательно объявится. Хорошо, что это случилось рано. Он сидел за
кухонным столом у окна на прежнем месте и улыбался своей
добродушной, располагающей улыбкой. Из уголка этой улыбки торчала
зубочистка. Напротив него сидел Федор Игнатьевич с альбомом на
коленях и заискивающе заглядывал ему в глаза.
Мне стало жалко старика, защемило сердце. При первой же
возможности даже у малознакомого человека он старался вызвать к
себе симпатию и, наверное, сочувствие. Заручиться его
покровительством через свою искренность и немощь. А ведь Федор
Игнатьевич был в свое время начальником отдела кадров. Решал, кого
брать на работу, а кому от ворот поворот. Сам, наверное, не раз
ловил на себе такие взгляды. Он понимает, что старость – штука
жестокая, тем более в наше время.
- Всем привет, - бодро сказал я, - давно ждете?
- Не так уж, с часик, наверное, - Андрей встал и протянул мне
руку. Его ладонь оказалась твердой и сильной. Он был все в той же
серой футболке и зеленых армейских штанах с накладными карманами на
бедрах. Его загорелое лицо лучилось оптимизмом.