старый пень, твердя, что кочет».
«В Таиланде так уныло».
«Врежь «козлу», судью на мыло!»
Пётр на бреющем полёте прорубает щель в Европу,
не дождавшись, видно, визы от шенгенских бюрократов.
Из Швейцарии навстречу ко всемирному гоп-стопу
пробивается Ульянов с шайкой-лейкой аппаратной.
Промедление подобно обанкроченному клерку;
в этой лавочке удобно, как названье не коверкай.
Караул стоять устал.
«Я взойду на пъедестал?»
«Потанцуй со мною, краля».
«Да, зажулили «Мистрали»».
«Взял сегодня в банке ссуду».
«Перемыл бы кто посуду».
Чернышевский в мягком, спальном ожидает остановки.
Вера Павловна десятый сон досматривает рядом.
Президент сидит в Генштабе и поглаживает кнопки.
Подготовленный десантник бьёт в фонтане морды гадам,
позабывшим, что второго не положены прогулки.
Вместе с фермером корова воздух впитывает гулкий.
Приподняли мы село,
чтобы городу дало.
«От же, пятая колонна —
русофобы, мать едрёна».
«Головой её о шкафчик:
не давала, сука, хавчик.»
На зубных вращаясь креслах, катят Брежнев и Черненко.
Надевает «пачку» прима легендарного балета.
Ждут «отказники», когда же им дадут под зад коленкой.
Мишка ждёт Олимпиаду, а шестёрки ждут валета.
Скоро грянет перестройка, комсомол стучит копытом.
Прёт Негоду хмырь на койке, бьётся бабка у корыта.
Здравствуй старая игра:
рыбу слопала икра.
«Это очередь к Мавроди?»
«Кашпировский – чёрта вроде».
«Чё меньжуешься, шалава?
Церковь – слева, хата – справа».
Едет коллективный Запад на девятом «Жигулёнке» ,
удивляется, бродяга, перспективам автопрома,
охмуряет бывших наших, словно парень разведёнку,
и покрикивает нагло с вашингтонского обкома: