Юноша встал, и, несмотря на запрет
прикасаться к себе - чтобы не произошло - который отец дал ему,
когда только слег и был ещё в полном сознании, помог ему откинуться
обратно на спину, слегка придерживая его под голову.
- Все нормально, пап. Маму на работу вызвали. Она скоро
приедет уже. - При этих словах его глаза заблестели от еле
сдерживаемых слез и он непроизвольно покосился на большой свёрток,
лежащий сейчас в неосвещенном костром углу подвала. - Ты поспи,
пап. Как она приедет - я тебя разбужу.Да-да… я что-то устал, да и в
сон клонит сильно. Ты поел? - дождавшись, пока сын утвердительно
кивнул ему, он продолжил. - Ты матери супа оставь, в
холодильнике пусть…. И готовься, я у Михалыча всё-таки отпросился.
Завтра с утра поедем с тобой. Подарок свой опробуешь заодно.
Юноша кивал на слова отца, пытаясь
справится с комом, подступившим к самому горлу. Отец, с помутневшим
взором, ещё раз посмотрел на него.
- Ты у меня молодец! - Мужчина медленно закрыл глаза, его дыхание
стало еле слышным. Он снова заснул.
В памяти Данилы всплыли слова,
которые его отец часов пять назад сказал ему - огромный мужчина, со
слезами на глазах укутываюший в старое одеяло свою умершую
жену.
- Данил, на улицу не выходи по возможности, или же только в одежде
из рюкзака, который я принес. Ко мне не прикасайся, держись
подальше, что бы ни было. Когда я начну говорить, не понимая где я
и что со мной… - он в этот момент многозначительно взял в руки
помповое охотничье ружье и передал в руки сыну. - Ты должен будешь
кое-что сделать для меня...
Сейчас Данила вспоминал все это и,
не в силах уже сдерживать слёз, катившихся из глаз, встал и прошел
в угол подвала. Взяв ружье в руки, он вернулся назад и присел рядом
с отцом, находясь словно в бреду и только помня наказ отца, данный,
не терпящим никакого возражения, тоном. Наклонившись,
поцеловал его в лоб, невзирая на запрет не контактировать с ним,
если выясниться, что он тоже заразился.
Ружье ходило ходуном в дрожащих
руках. В глазах Данилы стояли слезы.
- Я люблю тебя, папа.
В подвале раздался оглушительный
выстрел.
“Когда пойду я долиною смертной
тени
Да не убоюсь я зла…”
(Псалом 22:4)
- Вера! Верка! Ну-ка вернись назад, мерзкая дрянь! - миловидная
женщина с распущенными каштановыми волосами выглянула на лестничную
площадку, кутаясь в банный халат нежного розового цвета. - Я же
просила! Не смей уходить таким образом!