С какой, спрашивается, стати я вообще
потащила его сюда? – думает Гриз, потирая лоб. Ну, помимо
того, что сам напросился?
– Янист. Прекращайте уже
извиняться. Возвращаемся к «поплавку».
Позади остаётся гул растревоженного
лагеря, гневливое человечье гнездо.
Для возвращения Гриз выбирает
обходной путь – всё равно дорога занята всеми, кто принёсся на знак
беды. На тропинке – нетронутый снег, Гриз расшвыривает его
сапогами. Самое время распахнуть темницы там, внутри себя, как
следует обдумать всё это – варги крови, смерти, Пастырь и
феникс…
А думается всё больше о глупостях.
Вроде той, что надо бы поменьше брать Олкеста с собой. Он, конечно,
сам рвётся на выезды, а Мел так и вовсе демонстрирует облегчение. И
нельзя сказать, что наречённый Мел бесполезен.
Но Олкест отвлекает, словно шрам, о
котором постоянно помнишь – его вечная тревога, чересчур навязчивая
забота, искренность и громкость переживаний, и прописанное в
манерах аристократическое воспитание, манера ерошить волосы и
таскать в сумке хоть одну книжку, нерешительно мяться и покашливать
– а вдруг, мол, потревожу…
– Вы как будто знаете
здешние места? – спрашивает Янист за спиной, и рука Гриз невольно
взмывает к волосам – поправить. Вот какого чёрта, а.
– Охоты тут бывают не только
зимой. Несколько крупных выездов… а мелкие не прекращаются – бестий
много.
Гриз цепляет упрямой рукой ветви
кустарника, растирает в пригоршне снег – всё такой же пушистый.
– Вы пытались спасти
зверей?
– Старалась увести подальше
в лес… или остановить, если в опасности охотники. Вы же видели
сегодня, что может раненый яприль.
Не совсем так, – поправляет
внутри занудный голос, удивительно похожий на голос Олкеста. Как
раз раненые яприли крушат всё, до чего могут дотянуться. Но не
целенаправленно отмахивают пару миль по направлению к лагерю
охотников.
– Они… направляли их,
да?
Наверное, он ступает за её спиной,
след в след – точно так же, как идёт вслед за её мыслями.
– Направляли, как… вы тогда,
с йоссами. Только вы приказали зверям уснуть, а они…
– Да.
Гриз старается считать следы.
Старается – не обернуться, чтобы увидеть, какое у него лицо.
– Вы сказали мне как-то, что
варгов крови считают в общинах изгоями. Что рано или поздно они
переступают грань и становятся Хищными Пастырями. Значит, кто-то из
них мог… к примеру, решить, что зверинцы – зло. Приходить,
разбрызгивать кровь, пробуждать бешенство в зверях… Всего один варг
– ведь его было бы достаточно, чтобы учинить все эти бесчинства в
зверинцах, да?