– Конечно, но не рассчитывайте, что он вас услышит, –
сочувствующе проговорила она, – похоже, он сейчас далеко.
Присев на одинокий белый стул около кровати, я взяла его за руку
и прикоснулась к ней губами.
– Папенька, как же так?!.. – шептала я, не замечая, как горячие
слёзы вновь потекли по щекам. – Это я виновата... не нужен был тот
разговор. Золото-золото... но как же дальше жить?! Ох, папенька! –
слёзы не прекращаясь лились по моим щекам, а неподвижное тело отца
размывалось перед глазами, отчего я ещё больше захлёбывалась
истерикой. – Как же я без тебя?! Мы же не справимся! Ты же сильный!
Ты обязательно поправишься! – уговаривала то ли его, то ли себя,
вот только он не слышал. Прикоснувшись губами к его неподвижной
руке, я замерла.
Его грудь еле вздымалась под воздействием круглого артефакта на
ней. Голубой ровный свет от него говорил, что предмет исправен и
работает, поддерживая хрупкую жизнь в теле моего отца.
Не знаю, сколько я так просидела, но в какой-то момент зажглись
магические светильники, а за окном опустилась тьма. Слёз больше не
осталось, только сухость в глазах и безысходность на душе.
– Что же делать, папенька? – пробуя собрать разбежавшиеся мысли,
вспомнила его слова о кровавом бриллианте и то время, когда он его
выиграл.
– Папенька? – постучавшись, я просунула голову в дверной
проём.
– Джемма, бриллиант моей души, заходи! – мужчина довольно
развалился в кресле в просторной белой рубашке и с интересом вертел
в своей руке камень.
Вечерело. Сладкий запах наполнял комнату, ведь окно высотой
во всю стену было распахнуто в сад, пропуская ароматы и звуки.
Птицы и насекомые радостно встречали окончание знойного дня весёлым
щебетанием. Лёгкий ветерок играл с листьями пальм и тонкими белыми
шторами, что занавешивали наши окна.
Подойдя к столу, я с интересом присела на плетёное кресло
возле него.
– Знаешь, что это? – протянул он мне на распахнутой ладони
красный камень.
Я с интересом взглянула, но отцовского восторга не
разделила.
– Камень как камень. Таких много на твоём руднике, –
повертев его, я вновь отдала самоцвет отцу.
– Такого у меня нет и не будет, малышка, – по-доброму
усмехнулся он. Принимая его и кладя вовнутрь головоломки, что
стояла на столе столько, сколько она помнила этот стол.
– Это неогранённый красный бриллиант. Если обработать его
края, то он засверкает, маня своими сторонами. Это чуть ли не самый
дорогой камень, не говоря уже о том, что крупнее я не видел. Это
наше будущее. Не знаю, как будет складываться наша жизнь, но это
будет отличной страховкой, – усмехнувшись, он закрыл шкатулку. – А
тебе – совет, милая. Никогда не суди, не разобравшись. Ты только
что брезгливо отвергла камень, что стоит как маленькое княжество.
Ты же помнишь, как открывается головоломка?