А теперь ты снова наказываешь меня, за что? За что, ответь? За Офелию? Но я ведь не понимал ещё ни черта, я ведь боялся тогда оступиться, я не был жесток, я не был несправедлив, я старался любить её, но ты ведь тогда не захотел этого, ты… ты, ты всё решаешь, только ты!
Как мне пережить это… как…
Боже, как она прекрасна, как чудесно пахнет, как мягки её губы, как горячи ладони на моей груди, как сладки её стоны… Это самые желанные стоны, самые нужные мне, самые упоительные, хочу быть нежным только для неё, хочу дарить ей ласки, самые искусные на Земле, и наслаждения, самые глубокие, трепетные… Только ей одной…
Нет во всей Вселенной женщины, более желанной, более сладкой... Я жажду её во всех известных мне смыслах… Она одна – мои наслаждения, радости, удовольствия, мой вкус жизни, моя сила и мой смысл…
Как сладко любить её, как же сладко…
Запоминай Алекс, всё запоминай, каждую деталь, каждый изгиб её, каждый штрих, ведь это - последний раз…
Она устала, а мне всё мало, я ненасытен, как никогда, мне жаль её, я должен уйти, но не могу остановиться, мои силы неисчерпаемы, неиссякаемы, бесконечны, как и моя боль…
{Breathe me – Sia}
- Лера, я женюсь через три дня.
Боже мой, что я делаю, что творю…
Она жестока, а я разве лучше? Смотрю на неё, вижу, как закрывает глаза, стараясь совладать с только что полученным ударом, нанесённым вероломно и исподтишка, ведь бью тем же, от чего так страдаю сам… Как же я хочу обнять тебя, исцеловать всю, признаться, что всё враньё и жалкая попытка убедить… Но ты ведь непробиваема, Лера! Ты упёртая, а мне, кажется, ещё больнее наблюдать твою боль, чем тебе её испытывать…
Она сидит, вся сжавшись, хотя плечи расправлены, и голова поднята – показная уверенность и непотопляемость, мне ли тебя не знать, Лерочка! Изнываешь вся, я же вижу! Одумайся! Почувствуй сердцем, наконец, ты же женщина, должна же быть у тебя грёбаная женская интуиция! Если ни слова, ни поступки не действуют на тебя, то что тогда? Боль подействует или нет?
Она молчит, и я понимаю, жестоко страдает, но от своего не отступит…
В моей душе пустыня Сахара, и каждая песчинка – моя рухнувшая надежда.
Обезумевший от безысходности и внутренней боли, достигшей апогея, я добиваю её своим меркантильно широким жестом:
- Лера, квартиру оставляю тебе, документы на столе, не забудь подписать…