Дома созваниваюсь с Аллой Николаевной. Уточняю дату и время, избегая
вопросов о нас с Пашей, и прощаюсь, не желая расстраивать.
- И что? Согласишься? – вытянув с блаженным стоном свои длинные ноги,
спрашивает Люда.
- Нет. Мне спокойней на автобусе. Я так зла на него.
- Я же сказала, разведут в любом случае.
- Просто его упертость. Это же глупо.
- Он рассчитывает на то, что возьмет тебя измором. Правда не понимает, что
это в отношениях не работает, когда накосячил так… как он, в общем.
- Я думала, Люба пойдет в атаку теперь. Двери же открыты.
- Ой знаешь, что самое забавное в этой «неразделенной любви»? Что она
сильна, когда не твоя.
- Плевать. Пусть делают что хотят.
- Вот это моя Дианка, - усмехается подруга. - Что там с квартирой? Ты
по-прежнему настроена?
- Ага. Вернусь после этих выходных и поеду смотреть.
- И горжусь тобой и по заднице настучать хочется. Я ж квартплату не беру,
живи да за коммуналку плати, остальное откладывай, но нет же…
- Вот значит, гордись.
- Горжусь, что поделать. Вещи собрала?
- Да. Мне-то надо платье и сменку на воскресенье. Жаль, ты работаешь.
- Мне прошлой поездки хватило.
- Я не думала, что тебя так растрогает та поездка.
- Может мне и правда усыновить ребенка?
- Стоит поискать другую работу, или попросить иной график, сама знаешь.
- Знаю и это не проблема.
- Эта тема сложная и не подходит для такого вечера с бокалом вина.
- Ладно, потом.
Поездка в два часа вышла нормальной. Я весь путь читала. А если нет, то
смотрела на бескрайние поля. Погода все больше напоминала, какое время
года совсем скоро возьмет бразды правления, и потому утепленное пальто спасло
от холода в сочетании с уютными полуботинками.
Родной городок, где располагался мой дом. А никак иначе я не называла
детский дом, встретил узкими улицами и небольшим количеством людей. Весьма
дешевое такси и вот я на месте.
Прошло немало лет, а я, снова оказавшись напротив ворот интерната, ощущаю
на глазах слезы. Помню, как было страшно ступать за порог. Помню, как
колотилось сердце при мысли о том, что завтра я уже не буду обедать в привычной
столовой за десятым столом, что свою посуду я буду мыть сама, что никто не
скажет: «Пора спать!».
Это было время перемен. Удивительно, ведь сейчас у меня точно такой же
период. Но мне уже не семнадцать. На десять лет больше, а я снова потеряна.