Впереди раскинулся типичный сельский пейзаж; время от времени за окнами мелькали частные дома. Они очутились на западной окраине города Д. Вскоре впереди показался гигантский консервный завод – размером с какой-нибудь торговоразвлекательный центр. Он возвышался на берегу реки, обозначая границу с соседней деревней. На территории завода стоял и жилой дом под черепичной крышей, построенный в традиционном японском стиле. «Консервный завод Амэмии». Замысел продавать в небольших бочонках маринованные баклажаны и огурцы оказался удачным; дело стремительно набирало обороты. Завод регулярно показывали в новостях; впоследствии казалось вполне вероятным, что именно успех Амэмии привлек внимание похитителя.
Миками жестом велел Микумо притормозить; он присмотрел для парковки пустырь невдалеке от дома.
– Ждите меня здесь.
Ему показалось, что бестактно брать девушку с собой к родителям Сёко, которой было бы сейчас примерно столько же лет, сколько Микумо.
Миками вышел из машины и решительно зашагал к дому по узкой дорожке – он помнил, что раньше она была просто тропинкой.
«Мы арестуем этого подонка!»
Миками вспомнил тот день, когда входил в дом впервые.
Тогда он пылал праведным гневом. С тех пор прошло целых четырнадцать лет. В тот раз Миками, разумеется, и представить себе не мог, что приедет сюда договариваться о пиар-кампании. В общем, он шел к дому со смешанными чувствами. Всякий раз, закрывая глаза, он видел перед собой Аюми. Непросто будет вести деловые переговоры, беседовать с родителями, которые лишились дочери. Он разгладил пиджак и, перед тем как нажать кнопку звонка, посмотрел на табличку с фамилией Амэмия.
Только что включенный обогреватель защелкал, и в комнату поплыла волна теплого воздуха.
– Да, давненько вы у нас не были…
Миками отказался от предложенной подушки, опустился на колени, а обе ладони положил перед собой на татами. Низко поклонившись, он придвинул хозяину подарок – коробку с рисовым печеньем. В ответ Ёсио Амэмия лишь едва заметно кивнул. Хотя стены слегка потемнели, Миками показалось, что обстановка в гостиной, куда его провели, осталась такой же, как была четырнадцать лет назад. Зато изменения, произошедшие с Амэмией, бросались в глаза; казалось, он состарился не на четырнадцать, а гораздо больше лет. Не верилось, что ему всего пятьдесят четыре… Волосы у него совершенно поседели; он перестал стричься. Лицо было бледным, одутловатым. Глаза запали, лоб и щеки прорезали глубокие морщины. Так выглядел отец убитой девочки. Горе и страдание оставили отпечаток на его лице – по-другому не скажешь.