7 сентября
Выпил последнюю таблетку. Всё. Теперь всё в руках не знаю кого. То ли Бога, то ли дьявола. Надеюсь на лучшее. Хотя думки лезут в голову разные. Получил пенсию. Сходил на почту за нею сам. Хватит Маруське жировать за мой счёт. Она в шоке, а я чуть под хмельком. Взял чекушку, зашёл в кафе (в первый раз за последний год), выпил сто граммов, остальное отдал бродяге на улице. Поел от души, набил голодное пузо и, радостный, под хмельком завалил-с я к себе домой. А я ещё хотел уйти в дом старости. Чёрта с два! Я им устрою гулянки. Если что, завтра пойду, выпишу эту стерву. Найму адвоката и поставлю её на место. Не хватает ещё, чтобы она борзела.
Вышел из комнаты, тишина. На столе на кухне ужин. Самой нет. То-то же, ведьма полосатая. Рыжая драная кошка. Со мной не пошутишь. Я сейчас в полном порядке. Если что, в отделение милиции пойду. Выведу эту стерву на чистую воду. Я всё-таки медаль имею «Ветеран тыла». Меня даже в школу приглашают в День Победы. Нет, всё-таки молодец Иван Алексеевич. Вечная ему память!
8 сентября
Жду новой жизни. Новых ощущений. Волнуюсь. Вечная жизнь такая штука… Волшебная штука. Очень даже. Как это будет, не знаю. Слушаю себя. Ничего. Вроде не происходит ничего. Самочувствие, конечно, не сравнить с тем, что было неделю назад, а больше нет ничего. Однако шустрый я парень. Всё хочу сразу. Надо будет со следующей пенсии выделить деньги на памятник. Сходить ещё раз в дом престарелых. Узнать фамилию, может, родственник кто остался. Неудобно. Мы же люди. Пусть стоит памятник, как у всех людей. Жалко его. Вроде, лет шестьдесят или семьдесят прожил. Что-то хотел, что-то делал, кого-то любил, с кем-то дружил. Неужели не осталось ничего, кроме таблички с номером? Нет, надо помочь покойному. На днях схожу.
Весь в ожидании чуда. Маруська, собака, улыбнулась. Я скорчил рожу. Обиделась. Поделом. Выселю её. Вот с этого и начну новую неделю. А сейчас спать. Первый день бессмертия прошёл спокойно. Не умер. Жив. И это главное.
9 сентября
Второй день без таблеток. Настроение весёлое. Петь хочется и плясать. Внутри словно моторчик поставили. Во всех органах небывалый зуд. Всё шевелится. Неужели Иван Алексеевич и впрямь изобрёл эликсир жизни? Посмотрел на себя в зеркало и понял, почему Маруська косится на меня. Во-первых, исчезла бледность лица. На лбу было восемь морщин. Три глубоких, пять мелких. Так вот – остались только глубокие морщины. На щеках пробивается чуть заметный румянец. Лиха беда начало. Во-вторых, руки. Кожа на руках была дряблая, вся в каких-то квадратиках, сейчас же нет, подтянулась. Пальцы на руках приобрели естественный вид, а то были словно крючья. А теперь пальцы как пальцы. Надо писать дневник каждый день. Умер Иван Алексеевич, а дело его живёт. Вот оно. Результат налицо. Весь вечер щупал руки, ноги и лицо. Теперь буду описывать каждый орган. Для науки. Я первопроходец, а первопроходцам всегда тяжело. В животе и то урчит. Надо бы сходить в поликлинику. Пусть осмотрят. Кто я такой? Простой работяга. Всю жизнь на производстве. Правда, слесарь шестого разряда, да только к медицинской науке эта профессия имеет далёкое отношение. Эх, пойти бы в Академию наук, чтобы наблюдали. Вдруг осложнения какие начнутся – беда. Завтра же и пойду.