Что ушла скрытно, заметно смущалась.
Муж ободрял: «Ничего-ничего».
Всех Журавлевых уже не стеснялся,
Ибо тем утром по счастью позвать
Поесть его в дом Алексей догадался.
Голоден был – не пришлось убеждать.
«Что ж ты отцу про себя не откроешь
Али хоть матери? Выдать тебя,
Думаешь, могут? – спросил. – Успокоишь
Старость их встречей. Тоскуют – беда!»
Что возразить мог Матвей Алексею?
«Ты мне помог, тебе правду скажу:
Я уж нисколько о них не жалею.
Лица забыл. Я письмо напишу».
Молча присели пред дальней дорогой.
Молча поднялись идти. Алексей
Промолвил негромко, как принято: «С Богом!»
Деньги Авдотье дал вдруг у дверей.
Первый раз дал, чтоб не в долг. Почему-то
Сделалось стыдно ему самому
Щедрости колкой, и в эту минуту
Понял: досель не помог никому.
Власию сам рассказал всё, как было,
Сразу с рассветом. Что сын приходил
И не открылся, отца оскорбило.
Али отцом не родным ему был?!
Слег Власий с горя. Матвею б валяться
Надо в ногах его – всем толковал.
Дни же считал, чтобы вести дождаться.
И дождался́: сын в избу написал.
Сразу узнал отец почерк Матвея!
Именем тот подписался чужим –
Дальней родни, стыд отца не жалея.
Письмо же отправить друзей попросил.
(Не из столицы.) В письме говорилось
Всё о пустом. Даже адреса нет.
Власия сердце взволнованно билось,
Строкам внимая, – готов на тот свет!
Жизни не жаль. В ту же осень скончался.
Следом и Дарья. Не ведал Матвей
Горя долго – с родней спустя годы списался.
Домик снимал для семьи он своей
В две комнатушки. У самого края
Петербурга – столицы. Вмещала она
Роскошь дворцов, но и бедность окраин.
Богатство в ней множилось и нищета.
Впрочем, не так семьей худо и жили:
Вновь сталеваром работал Матвей.
Паспорт оформить чужой подсобили.
Держали корову для дочки своей.
Лошадь держали, как будто извозом
По воскресеньям Матвей промышлял.
Ну, а на деле? Без лишних вопросов
Нуждам подполья на ней помогал.